Последние отзывы

  65  

– Вот ты где. А чего в темени сидишь? – спросила я и только тут заметила, что Варечка, кажется, не совсем трезва. – Что, пьешь?

– Пью, – согласилась она, протягивая мне стакан. – Приехала?

– Как видишь. Или я на лошадь белую похожа? – хихикнула я. – Думаешь, я тебе снюсь?

– Это возможно, – согласилась Варечка, которая была нехороша, ой как нехороша. На ней был надет какой-то старый драный, испачканный красками халат и лосины, руки дрожали, а волосы, кажется, не расчесывались пару дней как минимум.

– Ты вообще-то как тут? Где гости?

– Выперла, – заявила вдруг она.

Я плюхнулась на табуретку, изумленно таращась на нее. Такого я вообще не могла припомнить, чтобы Варечка прогоняла гостей.

– Что они сделали?

– Они придурки все, – заявила она, прикуривая папиросу.

Я с удивлением отметила, что это – «Беломор». Откуда, интересно, он у Варечки? И зачем? Я-то прекрасно знала, для чего он используется, но Варечка, что называется, замечена не была. И «Беломор» оказался обычным, табачным, безо всяких глупостей.

– Давай я тебе своих дам, – вздохнула я. – Горе ты мое. На неделю оставить нельзя, с ума сходишь. Дорисовалась?

– Рисуют на заборах, а я... впрочем, говно все это.

– Что случилось? Можешь ты мне сказать? – всплеснула руками я. – Тебя кто-то обидел? Да?

– Да! – кивнула она и потянулась за бутылкой какой-то мутной, сомнительной жидкости. – Бог меня обидел. Талантом. Пачкаю только, а не пишу.

– Глупости. Ты очень талантлива, – запротестовала я. – Я тебе говорю.

– Ты? – вдруг сощурилась она. – Ты мне это говоришь? Человек, который Гогена от Модильяни не отличит?

– Почему не отличу? Могу и отличить. Шансы на это – пятьдесят на пятьдесят.

– Да что ты? – фыркнула она. – Я говорю тебе – я бездарность. Меня надо только на помойку выкинуть. Я ничего не могу! Ничего! Даже ребенок напишет лучше.

– Надо всю жизнь потратить, чтобы научиться писать как ребенок, – вдруг сказала я. Вспомнила какую-то цитату из Варечкиных рассказов, а откуда и чью – хоть убей не помню.

– Что? – ахнула она. – Что ты сказала?

– Ну...

– Это потрясающе! Ты, ты сказала это. Запомнила? Да, ты права, и Пикассо прав. Вот уж точно, устами младенца. На, выпей. Как ты съездила? – вдруг совсем другим тоном спросила она. Протянула мне стакан с мутной подозрительной жидкостью и посмотрела почти нормальными, живыми, хоть и хмельными глазами.

Я взяла стакан, принюхалась. Содержимое стакана никакого доверия не вызывало, но сегодня же День Рождения, а значит, время делать глупости. Как же, в сущности, мало я сделала в жизни глупостей. Ушла из дома и не вернулась, не могу выкинуть из головы собственного босса – вот и все, пожалуй. Ну, еще и Мудвин, но там глупостью было дышать с ним одним воздухом. Но нормального человеческого безумия, какой-нибудь страстной глупости, хохота и бегания по асфальту босиком – всего этого в моей жизни не было. Не считая Самары, конечно. Но подруга на кухне, убитая собственной творческой несостоятельностью, со стаканом жуткого портвейна и с «Беломором» в зубах, – лучшая глупость на день рождения, которую я только могла себе позволить. Гулять так гулять!

– Я с ним переспала, – сказала я, опрокинув содержимое стакана в горло. Пустая дыра в груди моментально воспламенилась, дыхание стало частым, горячим, а голова – дурной. Я знала, что только тут, в нашем с Варечкой зазеркалье, я могу сказать вслух то, в чем боюсь признаться даже самой себе. – Он может разрушить мою жизнь.

– Да... – протянула Варечка и долго, молча смотрела на огонек папиросы. – Ты, оказывается, из наших. Не рыба.

– Не рыба, – согласилась я. – Я и сама в шоке.

– Звезда в шоке! – рассмеялась Варя, а потом закашлялась, подавившись дымом. – Пошли, покажу.

– Пошли, – кивнула я и встала, пошатнувшись. Все-таки надо в доме держать хоть какие-то закуски, если планируешь пьянствовать. У Варечки было шаром покати, «Беломор» не в счет, все деньги последних недель она спускала на краски, так что питалась она (и я) тем, что бог и приезжающие гости столицы пошлют.

– Только ничего вообще не говори. Просто смотри, – сказала она, открывая святая святых, мою собственную комнату.

Я поразилась тому, как много тут изменилось за прошедшие несколько дней. Занавеска с окна была сорвана и болталась грязной тряпкой на паре последних крючков.

– Для света, – пояснила она. – Дневной свет – самое важное.

– А! – кивнула я, подумав, что приводить комнату в жилой вид придется долго.

  65