Глава 6

Повествующая о вреде скромности

Да, для меня действительно стыки лет, разделенные разметкой декабря судьбоносны. Ну не могу я совершить какой-нибудь жизненный переворот, скажем, в апреле. Это не катит. Мне надо все забацать непременно в декабре. Чтобы муж уходил в пургу, чтобы с работы выгоняли на мороз. Красть деньги у меня получалось тоже под завывание ледяного ветра. Такова моя планида. Но этот декабрь! Этот декабрь! Слов нет. Весь сезон, с самого сентября нам сыпали манну небесную, да так, чтобы мы и продохнуть не могли.

– Оля, я не могу принимать пятьдесят тысяч наличкой под приходный кассовый ордер. Ты хоть понимаешь, что это безумие! – стонал Алекс.

– Тогда пусть платят еще два процента и вносят на счет.

– Я не хочу таскать наличные. Я боюсь, у меня нервы, – не унимался он. За последние четыре месяца он только и делал, что переводил деньги со счета на счет, возил в сумках пухлые пачки взяток и откатов, бодался с регистрационной палатой об ускорении условной регистрации договоров наших клиентов. Когда какой-нибудь из наших маклеров, висящих на сайте, завершал очередной договор, Алекс готов был его растерзать.

– Нашли время расселяться! У меня пять квартир в одном доме на оформлении! На котловане! А вы мне тут с комиссией в четыре тысячи, – возмущался мой замчик, на что я разумно заявляла.

– Быстро похвали человека. Нам повезло, но они (маклеры) – наше будущее. Они работают с настоящими живыми людьми.

– Раз ты добрая, то сама делай сделку.

– Да они сами сделают сделку, ты им только добро дай. – Утешала его я. Он давал добро, принимал деньги, возил чемоданы и вообще, делал все, что нужно. Он мог ворчать часами, но правда заключалась в том, что незаменимой тут на самом деле была только я, и он это понимал. А я за это понимание и умение успевать все, что я не отнесла к зоне моих обязанностей, я платила ему тридцать процентов от доходов фирмы.

– Мы похожи на загнанных лошадей, – сказал он мне как-то в конце ноября.

– Не спорю, – согласилась я, – а что делать?

– Ты хоть теоретически представляешь, сколько мы заработали?

– Смотря как считать. Если учесть весь ожидаемый план продаж декабря, то это одно…

– Да ладно, что там осталось-то уже? Считай то, что уже наше? С новостроек.

– А что такое?

– Я вчера переводил застройщикам с Новых Черемушек деньги за три последние квартиры. У нас на счету денег лежит около двухсот тысяч. Их надо обналичить и убрать, а то неровен час, кто спросит – а что это за денежки. Конец года, все-таки.

– Сколько? – задохнулась я.

– Двести штук остатков. Твоих там около ста тридцати. Ну и мне семьдесят, если ты не против.

– Я за… – зачарованно пробормотала я. У меня в депозитарии лежало семьдесят тысяч долларов. Кредит был выплачен полностью. Квартиру на Покровке Джонс нам вернул, мы запустили туда молдавских тружеников сверла и стамески, они делали нам косметический ремонт, так как после Джонсовой развеселой жизни квартира потеряла человеческий облик. Жалко было уничтожать следы еще папиных усилий по водворению уюта и тепла в доме, но что делать…. Там все устарело. А Джонс все годы жил, не сомневаясь, что после него все починят и залатают. У них в Штатах так все делают – перекрашивают и перестилают ковролин после каждых жильцов.

– До свидания. Рад был познакомиться. Прекрасный дом, – на вполне членораздельном русском сказал он мне на прощанье. Я с умилением проводила его до лифта. Что ни говори, а без его милых купюр я не продержалась бы эти абсурдные и невероятные три года. И вот я сижу двадцать третьего декабря две тысячи второго года в своем офисе на Белорусской, который разросся до формата четырех комнат и обзавелся вывеской и осознаю, что в моем ящичке в депозитарном хранилище завтра появится сумма в двести тысяч долларов. И она не последняя, что туда, вероятно, ляжет. То есть, я Ольга Николаевна Петрова – успешная богатая женщина.

  84