5 
Он перегибается к микрофону, стоящему на подоконнике, и говорит негромко:
— Пожалуйста, приведите беженца! — а мне указывает на другой стул: Будьте добры, пересядьте туда, мне лучше ему прямо в глаза смотреть…
«Это будет не так-то легко!» — усмехаюсь я про себя, вспоминая косые глаза Витаса.
Он звенел подковами по коридору. Мы оба слушали тяжелые четкие шаги, за которыми почти не было слышно шагов фрау Грюн. Шнайдер прикрыл веки. Потом сказал:
— Шаг четкий, размеренный, военный. Очевидно, служил в армии.
Витас с размаха сел на стул и уставился одним глазом на Шнайдера. Второй глаз был направлен на меня. «Под двумя прицелами держит.»
Шнайдер любезно поздоровался, положил перед собой стопку бумаги, карандаш, вставил кассету в диктофон и попросил перевести абзац из книги законов, где говорилось, что беженец должен говорить правду, ничего не скрывать и не утаивать.
— Это и ежу понятно наххху… — кивнул Витас.
Шнайдер тоже кивнул и включил диктофон. Он четко спрашивал, Витас односложно отвечал, и Шнайдер успевал на листе записывать даты. Картина такая: в школе учился плохо, был дзюдоистом, не хотел идти в армию, за что и посадили на три года; когда вышел, то помогал матери на базаре, а потом опять попал под призыв, но на этот раз его не посадили, а предложили альтернативу: или опять сидеть, но теперь уже 7 лет, как рецидивисту, или пойти в спецдивизию, где деньги и добыча и работа не очень пыльная. Пришлось идти воевать.
— На чьей стороне? — вежливо осведомился Шнайдер.
— Как на чьей?.. На нашей! — возмутился Витас, не дав мне доперевести.
— Да, но кто это «наши»?.. Вы же говорите, что родились и жили всю жизнь в Грозном? Кто же теперь для вас «наши», чеченцы или русские? — улыбнулся Шнайдер.
— Русаки, конечно. Матушка ж у меня русская… Умерла, правда… Ни родных, ни близких, все умерли. И хата порушена наххху…
Шнайдер выключил диктофон, потер лоб и негромко, как бы про себя, сказал:
— Типичный случай. Никого и ничего нет. Спросите у него, чем объясняется такое тотальное сиротство?..
— Да он чего, больной, что ли, — война ж, поубивали всех! — опять, едва дождавшись перевода, закипятился Витас. — Всех родных и близких потерял, всех одной бомбой накрыло, наххху!..
— Странно, как можно одной бомбой убить сразу всех? — спросил в никуда Шнайдер.
— Может быть, все вместе где-нибудь сидели? — предположил я.
Шнайдер отмахнулся:
— Может быть. Все может быть. Идем дальше, — и включил диктофон: — Вопрос: где вы служили, в каком звании, в чем были ваши задачи?
Выяснилось, что Витас служил в дивизии 00. Их забрасывали на парашютах в тыл врага, и они «мочили все, что шевелилось». Шнайдер не понял:
— Убивали?.. А если женщины или дети?..
— А их вначале… употребляли, а потом тоже мочили… — огрызнулся Витас.
— Это тоже переводить? — переспросил я у него негромко. — По-моему, ни к чему.
— Правильно, браток. Не надо. Скажи: убивали, мол, только духов-врагов.
Шнайдер попросил спросить, как ему платили, помесячно или за операцию… И сколько?..
— За операцию. По 300 баксов на рыло.
— За участие или за убитых? — уточнил Шнайдер.
— По-всякому, — буркнул Витас, пряча глаза под стол.
— И сколько времени он так воевал?.. И где?..
— Пять лет. В Чечении поганой, — не дожидаясь перевода, выпалил Витас, а мне наконец стало ясно, что немецкий язык он понимает не хуже меня.
Шнайдер поморщился:
— В целях их собственной безопасности наемников в одном месте держат максимум год, есть указ Ельцина.
— Мало ли что?.. Подумаешь — указ!.. Этими указами только задницу подтирать… — усмехнулся Витас угрюмо.
Шнайдер вытащил из стола огромный географический атлас, раскрыл его на заложенной странице (это был Северный Кавказ) и попросил показать, где именно Витас воевал.
Тот начал неуверенно тыкать пальцами:
— Тут. И тут. И там. Да я знаю?.. Куда кидали — там и мочили! Всюду! У меня контузия, ничего не помню. В одиннадцать к врачу надо.
Но Шнайдер проигнорировал упоминание о враче и попросил рассказать, что было дальше, почему он сбежал.
А дальше было то, что Витасу надоело убивать, и он решил дернуть в Германию, где, он слышал, природа очень красивая и люди добрые. День побега был выбран не случайно: у командира был день рождения, все перепились, и Витас под шумок сбежал, прихватив автомат и три гранаты, «на всякий случай». Пробрался в Грозную, к другу, жил там пару дней, а потом решил бежать в Москву. Документы все остались в казарме.
5 
