10 
Нет, вовсе не относила она себя к надменным снобкам, просто само собой так получилось, будто отделилась она от них, от людей, раздвоилась, отпочковалась поначалу неосознанно, а потом и самой это состояние понравилось. А может, это они от нее отделились? Может, потому она и книжки писать начала, очутившись в одиночестве? Присматривалась издали к людской суете, как художник к летящей натуре, и переносила жизнь на чистый белый лист, как на холст. Сначала только для себя зарисовки делала, потом первая повестушка образовалась. Послала в издательство, и – о, чудо! – приняли… Она даже помнит, в какой день это было – аккурат когда соседи на даче березы спилили. Так и получилось, что тот день перемешался горем и радостью. И радость огромная, что из издательства позвонили, и берез до смерти жалко. Они ей с малолетства вроде подруг числились – огромные, старые уже, но белые и крепкие, и ветки по земле стелились, и можно было сесть под эти ветки и смотреть, смотреть сквозь них на солнце, растворяясь в игре света и тени, и ощущать себя, как… А как? Да, пожалуй, никак… Никак она себя не ощущала в том малолетстве, проведенном в обществе няньки Таечки на деревенской даче по причине частых простуд и потребности в свежем воздухе. Просто уверена была, что это и есть жизнь. Абсолютно нормальная жизнь, где нет, слава богу, шумной беготни, гогочущего ребячьего ора, строгорежимного распорядка дня и длинных рядов детсадовских неказистых кроваток, а есть тишайшие поле и лес, и солнечная опушка, и земляничная поляна, и эти две огромные березы тоже есть, и промельки света и тени под их ветками, меж небом и солнцем, – причудливый калейдоскоп, шелест и трепет, и снова трепет и шелест… Можно сидеть час, два, три, пока не ворвется в этот приятный гипноз тревожный Таечкин голосок, зовущий к обеду. Можно и целый день просидеть. Запросто. И промолчать. Хорошо. Это уж потом бабушка, напуганная ее отрешенно-счастливым видом, заподозрила у внучки зачатки детского аутизма. Нет, по врачам она ее не повела, и спасибо ей за это, конечно, огромное. Просто начала объяснять осторожненько, старательно подбирая нужные слова, что всю жизнь прожить вот так, одной и в молчании, хоть и в игре света и тени, все равно нельзя, надо обязательно к детям идти. К будущим людям то есть. Общаться, дружить, соучаствовать, кипеть возмущением, проявлять искреннее взаимопонимание и оказывать товарищескую поддержку, впадать в здоровые амбиции, делать карьеру, выдавать разнообразные эмоции в нужное время и по нужному поводу и так далее и тому подобное по списку нормальных человеческих дел. А игрой светотени да творческими полетами можно просто душу изредка подкармливать, раз она таких витаминов требует. Для всякой отдельной, мол, души своя пища требуется. Кому-то достаточно простых бытовых пищерадостей, вроде покупки стиральной машины в кредит, другому в этом смысле деликатесы нужны, дома-дворцы с иномарками, чтоб все завидовали, а третьим подавай какой-нибудь вегетарианский изыск вроде пристрастия к особенной, не для всякого слуха музыке. Некоторые душу свою дворянскими титулами кормят, благо можно их нынче относительно дешево приобресть. А есть и такие, которые только властью душу насыщают, как хлебом насущным. Хотя хлеб насущный – это не совсем подходящее в данном случае сравнение. Власть, наверное, имеет особый вкус. Что-то вроде черной икры или устриц. Впрочем, не важно, какой у чего вкус – лишь бы душа им насытилась. У нее вот, например, она вполне наедается созерцанием да этой вот писаниной. Тайной-личной-эгоистической. Да, именно тайной! Никто, кроме Саши и бабушки, не знает, что под псевдонимом Алина Никольская-Петерс в популярной серии «Мальвина» у нее, у скромняшки Наташки Петровой, вышло уже три книжки, и четвертая вот-вот на подходе. Даже мама не знает. А с Саши и бабушки она слово взяла, что они будут молчать…
– … Петрова! Ты чё тут, померла, что ли?
Наташа вздрогнула, повернулась от окна навстречу резкому голосу Тани Яновской, своей образовавшейся по долгу службы местной приятельницы родом из бухгалтерии. Потом спохватилась, моргнула испуганно, суетливо начала возить мышкой по столу, торопясь убрать из Таниного поля зрения преступный файл.
– Э, ты чего так струхнула, Петрова? Порнуху, что ль, по Интернету гоняешь? – хохотнула Таня, мельком взглядывая на себя в зеркало. – Кончай это грязное дело, пойдем лучше перекурим. И Ленка Захарчук тоже сейчас притащится, я к ней по пути заглянула. У тебя, Петрова, сигареты есть? Стрельнешь?
10 
