очень нудно 
36 
Шубину, также долго вертевшему в руках записную книжку, повезло больше. Среди номеров телефонов магазинов он случайно нашел семизначный. Судя по всему, московский. Магазин назывался «Гал. АРТ», и в скобках было «Кутузовск. пр.».
– Думаю, это какой-нибудь художественный салон, где она покупала свои краски или холсты, – предположила Юля.
Игорь уехал на вокзал, а Юля еще какое-то время сидела за столом и черкала в своем блокноте, анализируя все, что ей удалось узнать в последнее время, и пытаясь свести воедино полученную информацию. Она так увлеклась, что не услышала даже, как Наташа два раза сказала ей о том, что ей надо в парикмахерскую. Но не могла же девушка просто так взять и уйти, оставив Юлю наедине с малознакомой особой. Холодкова ей не понравилась сразу. «Я бы ни за что не положила ее в свою кровать. Она как змея внушает мне ужас».
В дверь постучали. Юля вздрогнула. Заглянула Наташа и сказала, что Холодкова проснулась и просит чаю.
– Вот и отлично.
От Юлиной недавней уверенности в себе не осталось и следа. Ей было почему-то стыдно смотреть в глаза Холодковой. Слыша шаги за дверью и зная, что та сейчас войдет к ней, Юля заставила себя принять расслабленную позу на диване, чтобы встретить эту истеричную особу, как и подобает хозяйке единственного в городе детективного агентства. Усилием воли она постаралась изобразить на своем лице полную уверенность и спокойствие. Вот только о чем они сейчас будут говорить, она понятия не имела. У нее, несмотря на то что расследование должно было идти полным ходом и уже дать хотя бы первые результаты, не было ни единой зацепки, с помощью которой можно было двигаться дальше. В ее сознании замелькали расплывчатые фрагментарные куски ранее увиденного: бывший муж Пресецкой с бутылкой в кармане; вечный «плейбой» Бобрищев с яблочными ранетными щеками; хитрая контора «Эдельвейс» с накрашенными куклами, играющими на компьютерах; и, наконец, две удушенные женщины, остриженные наголо… Ни алиби, ни мотивов, ничего… Ах да, еще парик, снятый с головы какой-то лысеющей престарелой особы, обожающей душиться «Пиковой дамой», и коробки с этими самыми «совдеповскими» духами, раскиданные по ракетным точкам по всей области. Дурдом!
– Можно? – Дверь приоткрылась, и Юля увидела порозовевшее от сна лицо Холодковой.
– А… Женя. Проходите. Как вы себя чувствуете? Голова не болит?
– Нет. Как ни странно, чувствую я себя отлично. Но это физически. В душе у меня две незаживающие раны.
– Я понимаю. Сейчас Наташа принесет нам чаю, а пока расскажите мне, пожалуйста, об Ирине. Говоря последнее время лишь о Зое, я как-то упустила из виду Иру. Чем она вообще занималась? На какие средства существовала? Это правда, что она жила на пособие по безработице?
– Как ни грустно, это правда… – вздохнула Женя, разводя руками, словно она здесь ни при чем и ничего не может поделать. – Дело в том, что у Ирочки был неуживчивый характер. Она работала воспитателем в детском саду, но у нее ни с кем из заведующих не складывались отношения. Она постоянно с ними конфликтовала. Ира была человеком бескомпромиссным и говорила в лицо этим мымрам правду.
– Какую правду? Вы можете привести хоть один пример?
– Конечно! Вы знаете, что такое детский сад? Это безграничная власть заведующей, в том числе и бесплатные продукты, которые распределяются между завхозом, заведующей и поваром. Так, во всяком случае, мне рассказывала Ира. Она сама сколько раз была свидетельницей того, как эти люди выходили из детского сада с полными сумками. А Иру это бесило! Тем более что последние годы даже самим воспитателям было запрещено питаться в детском саду, поскольку все подорожало, и если бы им пришлось оплачивать хотя бы даже обед, на это ушло бы ползарплаты. Кроме того, она была против того, чтобы с воспитателей собирали деньги на бесконечные подарки начальству из районо и гороно, она пыталась бороться и с этим. Теперь форточки. В ясельных группах детских комбинатов, где ей приходилось работать, многие воспитатели нарочно открывали форточки и устраивали в группах сквозняк, чтобы дети заболевали и не ходили в сад. Таким образом, возникали эпидемии простудных заболеваний, а воспитатели, вместо того чтобы менять штаны и мыть горшки за двадцатью малышами, оставались с пятью-шестью. Чувствуете разницу? И когда Ира говорила об этом на собраниях, можно себе представить, скольких людей она настраивала против себя. Я пыталась объяснить ей, что своим поведением она лишь портит себе кровь. Ведь та система, которую ей так хотелось разрушить, устанавливалась годами, и люди, у которых она собиралась вырвать изо рта жирный кусок, скорее откусят ей голову, чем позволят что-то менять. И она как будто даже прислушивалась к моему мнению, обещала не вмешиваться и жить спокойно, не высовываясь, но характер есть характер, и спустя какое-то время все повторялось. Ей приходилось менять место работы, и в конечном счете она ее потеряла. И это в наше время!
36 
