6 
Бежит сладкий сон… Все, его нет. Что же…
— Ты странный человек, Дональд Белпатри, — звучали слова. — И многое пережил.
Я не поворачивал головы. Я притворялся спящим, пытаясь разобраться в своих чувствах. Только что мир куда-то ускользнул… Или дело во мне? Нет, все на месте: вот палуба моего плавучего дома «Хэш-Клэш», плетущегося со скоростью, наверное, мили в час по заросшему мангровыми деревьями каналу, что змеятся вдоль Лонг-Ки где-то между Майами и Ки-Уэст. Тепло, прохлада, свет, тень.
Канал местами так сужается, что двум плавающим домам уже не разойтись, — а значит, здесь было достаточно тенисто, что делало летнюю жару сносной. Более того, даже приятной. На остальное мне плевать. Однако… Я так и не повернул головы к Коре, лишь хмыкнул. Я должен был сделать по крайней мере хоть это, потому что по ее тону понял — она знает, что я не сплю.
Но такого ответа для нее оказалось недостаточно. Кора молча ждала продолжения.
— Трюизм, — наконец произнес я. — Назови трех людей, которые ничего не пережили. Назови хоть одного.
— Хорошо образован, — ровно произнесла Кора, будто наговаривала в диктофон. — Довольно умен. Возраст… сколько? Двадцать семь?
— Около того.
— Сложение крупное. Тело еще не деформировано чрезмерным потреблением блюд итальянской кухни. — За две недели, прошедшие с момента нашей встречи, мы привыкли подшучивать над общей склонностью к мучным изделиям. Сейчас это позволяло ей вести допрос с долей иронии. — Материально, очевидно, обеспечен. Цель в жизни…
Кора замолчала, выжидая.
— Приятное времяпрепровождение, — подсказал я, все еще не поворачивая головы.
С закрытыми глазами легко представить себе, как урчание двигателя сливается с рокотом проходящих через микрокомпьютер битов информации. Я все еще не доверял по-настоящему этой проклятой штуковине — иначе позволил бы дремоте перейти в глубокий спокойный сон. И избежал бы тогда неприятного вопроса… Однако Кора подбиралась к нему уже несколько дней.
— …каковое возведено в ранг искусства, — продолжала она. — Глаза голубые. Волосы темные, вьющиеся. Черты лица строгие, предвзятый человек мог бы даже сказать — красивые. Нет видимых…
Да, они практически невидимы. При нормальных обстоятельствах. Именно поэтому ее голос затих. Шрамы были хорошо укрыты теми самыми "темными, вьющимися". Кора обнаружила их неделю назад, когда моя голова лежала у нее на коленях; естественно, заинтересовалась.
Я знал, что если прямо попросить ее отвязаться, она так и сделает. Но, разумеется, после этого я больше ее никогда не увижу. А, похоже, Кору тянуло ко мне сильнее, чем требовалось условиями "летнего романа", и я…
Я повернул голову и посмотрел на Кору. Сейчас ее изящное тело вытянулось на расстеленном на палубе пляжном полотенце. Она сняла лифчик купальника, но держала его под рукой — на непредвиденный случай. На случай серьезной ссоры со мной, к примеру.
В сущности, Кора — осмотрительная молодая женщина, каковой и надлежит быть школьной учительнице. Высокая, футов шесть ростом. Красивая. Лицо не голливудское, нет-нет. Темные волосы, остриженные короче, чем диктовалось нынешней модой, потому что, по ее словам, за такими легче ухаживать, а у нее в жизни есть вещи поважнее прически…
— Нет видимых причин для существования? — наконец предположил я. Беззаботным тоном, конечно.
Кора чуть повернулась, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Расскажи о своем детстве, — сказала она. — Судя по твоему говору, оно прошло где-то на Среднем Западе.
Тема эта для меня не опасная на первый взгляд. Опасная? Неужели я в самом деле так подумал? Да. На мгновение мне показалось, что меня схватили пинцетом и тщательно рассматривают. Кое-где болело. Может, шрамы. Я всегда считал себя человеком, который не очень-то раскрывает душу, и…
И тут я явственно увидел себя извивающимся в тисках пинцета.
Что-то здесь было не так. Словно существовали определенные вопросы, которые не следовало задавать. Впервые за многие годы я попытался разобраться в себе и осознал, что в ткань моей жизни вплетена нить необъяснимого. Но это я все, что я осознал, — ни пути подобраться, ни тем более вытянуть эту нить.
Видение с пинцетом исчезло так же быстро, как и появилось.
— Верхний Мичиган, — ответил я. — Маленький городок. Уверен, что ты о нем никогда не слышала. Представь себе, называется Багдад. Неподалеку от Национального парка Гайаваты. Миллион озер и без числа комаров… Типичная провинция.
6 
