2 
Сосед, Садовников, каждый раз при встрече бросал на Риту похотливые взгляды. Иначе охарактеризовать их она не могла. Она нравилась ему, и Рите доставляло удовольствие демонстрировать ему свое безразличие. Хотя на самом деле ей казалось, что она в него влюблена. Садовникову на вид было лет сорок с небольшим. Сначала он жил с женой, но потом, судя по тому, что она исчезла, он ее либо убил, либо они развелись. Кем он работал, она понятия не имела. Когда же видела его в синей форме, думала, что он военный или милиционер. Но больше всего ей нравилось, когда он был одет просто – в джинсы и свитер. Рита и сама любила джинсы, хотя и считала это плебейской формой одежды. Садовников был высокий, худощавый, у него была красивая голова с густыми темными волосами, впалые щеки, до которых так и хотелось дотронуться, пощупать, колючие они или нет. Однажды она увидела его небритым и так отчего-то разволновалась, что не смогла всю ночь уснуть. Так и хотелось встать, позвонить в его дверь и попросить соли. Но она не встала, не попросила.
Самым драгоценным в его внешности были, конечно же, глаза. Они меняли свой цвет в зависимости от освещения в подъезде: от небесно-голубых до зеленоватых, как морская волна. А чего стоили черные густые ресницы, сторожащие эти прозрачные голубоватые изумруды… Она еще ни разу не попросила его позировать ей. Она не хотела иметь его портрет. Он был нужен ей живой и теплый. Но – не брать его ни в мужья, ни в любовники, а так – нужен как дорогая необычная вещь, как произведение искусства, которое можно держать в квартире под стеклом. Вот если бы можно было его купить!!!
И вот вдруг, когда она собралась было уже сама зайти к нему, когда случайно от соседей узнала, что он – следователь прокуратуры, ведущий дело об убийстве Миши (что было воспринято ею как знак судьбы, не меньше), он пришел к ней сам.
– Вы – Маргарита Орлова? – спросил он, и она услышала совсем близко его голос, от которого ей стало как-то странно, даже ноги подкосились. Она вышла к нему в серой саржевой юбке с разрезом от талии. Кофточка едва прикрывала грудь, а в пальцах, обтянутых хирургическими перчатками, были зажаты наподобие гаванских сигар кисти, с которых едва не капала свежая – малиновая, рубиновая и алая – краска (она писала гранаты на хрустальном блюде). Рабочий момент, рабочая одежда…
– Да, я Маргарита. Вам соли?
– Почему соли?
– Все соседи ходят друг к другу за солью…
– Нет, мне бы поговорить с вами. Я следователь прокуратуры… – И тут она наконец-то услышала его имя. – Марк Александрович Садовников. Представляете, это я веду дело вашего зятя…
Она смотрела на него и мысленно смешивала на палитре краски, желая достигнуть нужного оттенка: его глаза переливались при дневном солнечном свете, невозможно было уловить какой-то определенный цвет.
– Вы как будто бы и сами удивлены… – заметила она несколько смущенно.
– Конечно! Мы же с вами соседи, и я веду дело вашей сестры… или зятя… Хотя какая разница…
– Вот именно. Проходите, пожалуйста.
Она впустила его к себе, как людоеды впускают к себе свою будущую жертву. И захлопнула дверь, в душе радуясь столь неожиданному визиту.
Она усадила гостя в кухне, не желая раньше времени шокировать его своей гостиной, увешанной картинами и заставленной старинными вазами (все чрезмерно, в избытке, картина на картине, ваза на вазе, а роз в вазах столько, что задохнуться можно). Ей казалось, что для такого официального визита подойдет и просторная зеленая кухня с блюдом апельсинов в центре круглого стола.
– Я расследую дело об убийстве вашего зятя, Михаила Анатольевича Генса.
– Знаю. Недавно узнала от соседей. Конечно, была удивлена. Вы, наверное, хотите задать мне вопросы… о Мише…
– Хотелось бы. Насколько близко вы были знакомы с вашим зятем?
– Честно? Лучше бы я вообще не была с ним знакома. Я понимаю, что о покойниках так не говорят, но я недолюбливала Михаила. Понимаете, я вообще-то мужчин не очень люблю. – Она была даже рада, что имеет возможность высказать ему свое мнение о мужчинах. Ее почему-то нисколько не смущал тот факт, что и Садовников тоже мужчина. Она была уверена, что он поймет ее именно так, как ей это было нужно. – С ними нужно возиться, нянчиться, постоянно оправдывать их самые гнусные поступки… И моя сестра, ангел, она именно так и поступала. Миша не пришел ночевать – остался у друга, он же имеет право на личную жизнь, брак – это же не тюрьма… Миша пришел на рогах – он имеет право расслабиться, у него тяжелая работа. Хотя никакая она не тяжелая. Менеджер! Их сейчас как собак нерезаных. Мишу в ресторане с другой женщиной видели – это его сотрудница, случайно в одном ресторане оказались… Главное ведь – поверить мужу. Так всем спокойнее… Это философия моей сестры. Думаю, она сама ее себе придумала, чтобы было легче жить.
2 
