11 
Эти люди были контрабандистами, автомобильными ворами, бандитами, а то и кем похуже, но, пока они пили с Аббаси чай, ничего дурного случиться с ним не могло. Такой была культурная традиция Гавани. Пырнуть человека ножом при свете дня – это сколько угодно, а вот ночью – ни в коем разе, и уж тем более если он пьет чай. Да и в любом случае, после беспорядков солидарность мусульман Гавани значительно укрепилась.
Профессор завершал рассказ из жизни Киттура двенадцатого столетия – историю про арабского моряка по имени Саад, который увидел город с моря как раз в ту минуту, когда уже распрощался с последней надеждой добраться до суши. Саад воздел руки к небу и пообещал Аллаху, что, если ему удастся высадиться на эту землю, он навсегда отречется от игры и винопийства.
– И что же, сдержал он свое слово?
Профессор подмигнул:
– Догадайтесь.
Профессор всегда был желанным участником ночных бесед, потому что знал очень много интересного о Гавани, о восходящей к Средним векам истории Киттура, – например, о том, как султан Типу поставил здесь однажды, чтобы отогнать британцев, батарею французских пушек. Теперь Профессор ткнул пальцем в Аббаси:
– Ты нынче сам не свой. О чем задумался?
– О коррупции, – ответил Аббаси. – О коррупции. Она точно демон, который сидит у меня в мозгу и ест его ножом и вилкой.
Все остальные придвинулись поближе к нему. Аббаси считался богачом и потому должен был обладать сведениями о коррупции намного большими, чем у всех прочих. И Аббаси рассказал им о сегодняшнем утре.
Торговавший наркотиками Калам, выслушав его, улыбнулся и сказал:
– Это еще пустяки, Аббаси. – И указал на море: – У меня там вот уж месяц стоит метрах в двухстах от берега судно, груженное наполовину цементом, наполовину кой-чем еще. А почему? Да потому что меня пытается выдоить портовый инспектор. Я заплатил ему, но он пожелал получить еще больше, гораздо больше. Вот судно и болтается в море, нагруженное наполовину цементом, наполовину кой-чем еще.
– Я думал, что когда к власти в стране придет этот молодой человек, Раджив, то все наладится, – сказал Аббаси. – А он всех нас подвел. Такая же дрянь, как любой другой политик.
– Нам нужен человек, который не спасует ни перед кем, – сказал Профессор. – Всего лишь один честный, храбрый человек. Такой за один день сделал бы для страны больше, чем Ганди и Неру.
Эти слова были встречены хором всеобщего согласия.
– Ну да, – согласился, поглаживая бороду, Аббаси. – А на следующее утро он уже плавал бы в реке Калиамма. Вот так.
И Аббаси изобразил утопленника.
И с этим также согласились все до единого. Однако Аббаси, еще не договорив, подумал: «Неужели это правда? Неужели мы не способны к борьбе?»
Он увидел, как поблескивает торчащий из-за брючного пояса Профессора нож. Аббаси уже почти протрезвел, однако виски перенесло его в какие-то странные сферы, наполнило ум странными мыслями.
Автомобильный вор предложил выпить еще по чашке чая, но Аббаси зевнул, скрестил на груди руки и покачал головой.
Назавтра он с бьющейся в голове болью пришел на работу в десять сорок.
Уммар открыл перед ним дверь. Аббаси кивнул, взял у него почту. И, сгорбившись, начал подниматься по лестнице, которая вела к его кабинету, но вдруг остановился. На пороге ведшего в цех прохода стояла, глядя на него, одна из белошвеек.
– Я плачу тебе не для того, чтобы ты попусту тратила время, – рявкнул он.
Белошвейка повернулась и исчезла. Аббаси торопливо поднялся по лестнице.
Он надел очки, прочитал почту, потом газету, зевнул, выпил чаю, открыл бухгалтерскую книгу, украшенную эмблемой банка штата Карнатака, просмотрел список клиентов, которые расплачивались исправно, и список тех, кто вообще не платил. И все думал о вчерашней игре в бильярд.
Дверь скрипнула, отворяясь. В щели появилось лицо Уммара.
– Что?
– К вам пришли.
– Кто?
– Из правительства.
Двое мужчин в полистероловых рубашках и синих расклешенных брюках оттолкнули Уммара и вошли в кабинет. Один из них, кряжистый, с большим животом и усами борца с деревенской ярмарки, сказал:
– Служба сбора подоходного налога.
Аббаси встал:
– Уммар! Не стой на месте! Пошли кого-нибудь из женщин, пусть принесет нам чаю из приморской чайной. И круглых бомбейских печений к нему.
Дородный налоговый инспектор без приглашения уселся у стола. Его спутник, тощий человечек, руки которого, казалось, никак не могли отлипнуть одна от другой, поколебался, суетливо поерзывая, однако дородный махнул рукой: сядь, – и он тоже сел.
11 
