Последние отзывы

  4  

28 декабря

Сегодня брала урок вождения. Ехала и думала: а что, если я сейчас выжму газ в пол и впечатаюсь в морду встречного автобуса, или на перекрест­ке Карла Юхана и Первого кольца поеду прямо, разгонюсь вверх на горку километров до двух­сот и врежусь в стену королевского дворца? Вот это был бы номер, думала я. Но потом спохвати­лась — какая я эгоистка, ведь бедный инструктор, возможно, совсем не жаждет подобных подвигов, ведь он вряд ли только что похоронил всех близ­ких, во всяком случае по его виду ничего такого не скажешь, и потом, у него второй комплект пе­далей и он наверняка бы успел затормозить: но сама мысль мне понравилась, отметила я, хотя на ней трудно было сосредоточиться, потому что инструктор взахлеб вспоминал, как он сам учился на курсах вождения в Стьёрдале. Похоже, он ску­чает по тому времени. Они часто ездили в Трондхейм, чтобы потренироваться на настоящих ули­цах и перекрестках. Он несколько раз помянул некий Принцев перекресток — судя по его расска­зам, самый прекрасный во всей Норвегии. Во вся­ком случае, для обучения вождению перекрестка лучше не сыщешь точно. Он не сказал этого пря­мо, но, похоже, он влюблен в этот перекресток. Я поняла это по его тону. Я вообще многое чув­ствую по тону и голосу. Не то что Констанция. Она в лучшем случае может понять, весел сегод­ня ее конь или грустит. Из меня бы наверно вы­шел неплохой психолог. Если б мне этого хоте­лось. Но вряд ли я буду здесь, когда придет время определяться, ну, короче, как говорили древние, кто будет жив, тот увидит. А кто не будет, тот не увидит. Не очень-то справедливо, если вду­маться. Или как по-твоему, папа? Теперь можешь раскаиваться. Это сентиментально до идиотизма, что я обращаюсь к тебе, когда пишу. Прям как в кино: там, если малютка потеряла маму или па­пу, она всегда продолжает разговаривать с ними как с живыми, и зрители знают, что этот при­емчик использован во всех фильмах про сироток, но мирятся с тем, что в еще одном фильме будет так же. Дело, видимо, в том, что мы относимся к смерти со страшным пиететом и поэтому так жалеем всех, кого постигла потеря. Типа — ого, смерть. СМЕРТЬ. Ну ни фига себе, типа. Но тем не менее писать мертвым нельзя. Это очевидный мне факт. Следовательно, я пишу не мертвым. А самой себе. Кому же еще? Так что вся затея с ведением дневника шита белыми нитками. Одна­ко же я пишу, и мне это нравится. Похоже на комнату с зеркальными стенами и розовыми на­дувными мячиками, в которую Констанция зата­щила меня в Национальной галерее. Мы насмот­релись на себя со всех сторон, на всю жизнь хва­тит. Еще это похоже на зеркальную камеру в Тех­ническом музее, где мы так часто бывали с папой. Внутри отражения возникает бесконечный ряд все более мелких отражений, но они все вместе — это ты, и тебе никуда не скрыться и ничего не сохранить в тайне.

Не знаю, это время дня делает меня такой глу­бокомысленной или это я с непривычки писать или потому, что умру. Вроде бы в мыслях появ­ляется особая глубина, когда человек знает, что скоро умрет.

Но хватит уже — гашу свет, пока совсем не рассвело.

1 января 2006

Вчера утром вернулся Кшиштоф. Странное он выбрал время. И тут же потопал класть плитку. Это тоже меня несколько озадачило, поэтому я ос­тановила его и напомнила, что у нас сегодня Новый год и что по случаю праздника хотя бы плитку не кладут, а он ответил, что еще как кладут, у них в Польше это обычное дело, но я ему не поверила и пригласила его в ресторан Холменколлена, заказала вина, поблагодарила за подарок, призналась, что та­кой красивой музыки не слышала уже очень давно, и он тут же, едва сдерживая слезы, рассказал, что его девушка нашла себе другого, а как он думал, спросила я, он весь год торчит в Норвегии, тако­вы женщины, сказала я, и что за самонадеянность такая, считать, что ты можешь годами отсутство­вать, спать на полу с пепельницей чуть не под по­душкой, а она должна изводиться где-то там в поль­ской глубинке и ждать как дура набитая.

Мне нравится, когда мужчины в отчаянии и плачут.

Ближе к ночи мы вскарабкались на трамплин Холменколлен, сели на площадке и стали смот­реть на фейерверки в городе, попробовали было заняться этим самым, но Кшиштоф был слишком пьян, оно, может, и к лучшему, короче, Новый год получился на славу. В мрачном взгляде на жизнь есть, как выяснилось, свой плюс: теперь меня го­раздо легче приятно поразить.

Из планов на новый год у меня только один: попробовать умереть. Ума не приложу, правда, как это сделать. Традиционные способы такая мура. Все эти повеситься, застрелиться и тому подобное. Фу, вульгарно и пошло. Лучше всего разбиться на самолете. Но они, к сожалению, грохаются не так часто. Разве что в Африку податься? Но это такая морока... Ладно, подумаю еще.

  4