очень нудно 
155 
О достатке советских трудящихся в приснопамятные хрущевские времена здорово напоминает мне приезд родной тети Лены из—под старинного Ельца. Перед тем, как отправиться к нам на Донбасс в гости, ей довелось погулять на свадьбе у когото из наших дальних родственников, и она по свежей памяти живописала моей мамаше свадебное изобилие. На вопрос «Чем угощали гостей?» тетя Лена с восторгом сообщила: «Веришь, Тамара, (моя мама) щи со стола не сходили». Надо иметь ввиду, что здесь не какая—то аллегория, не литературный пассаж, а информация прямого действия. То есть человек таки съедал тарелку щей, и ему тотчас же подсовывали новую, это и было верхним пределом возможностей свадебного разгуляя для очумелого строителя коммунизма.
Но впереди, как бы там ни было, маячила символическая дата — пятидесятилетие советской власти. В сущности, к тому времени уже никто ни во что не верил, работала подсознательная привязка к мистической метке. Каждый рассуждал про себя: если к пятидесяти годам торжества советской власти ничего сверхъестественного не произойдет, то уже не произойдет ничто и никогда. Индюку понятно, что ничего особенного не случилось. Разве только покричали, побесились возле затянутых ситцевым кумачом трибун больше обычного. Люди, как водится, попели, поплясали, опохмелились и дружно сказали себе: коммунизм — это бред сивой кобылы. Вот так бесславно наши соотечественники окончили в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году поход в коммунизм.
Это по нынешним беспечным временам с легким сердцем можно потешаться над недавним коммунистическим прошлым. Кто из нас не силен задним умом. В школьные мои годы все обстояло совершенно иначе. Без тени иронии почтенные дяденьки и тетеньки доверительно живописали детям о прелестях будущей жизни, уготованной с подачи Владимира Ильича. Многие наставники в сердцах завидовали подросткам, иногда с раздражением подчеркивали халявность грядущего благополучия, обломившегося нам не весть за какие заслуги. Мы же на переменках, в перерывах между воспитательными актами, принимались фантазировать на тему предстоящей безденежной жизни. Чаще всего упражнялись в находчивости по поводу бесплатных магазинов и наперебой сочиняли дармовые приобретения из полюбившихся кондитерских изделий.
Мы—то дети — нам простительно, но ведь и серьезные люди, уважаемые ученые, целые институты осуществляли какието важные пересчеты по обеспечению коммунистических потребностей. Социологи, представители экономнауки, выдавали в средства массовой информации оптимальные нормы по количеству штанов, съеденных яиц, израсходованных карандашей, требующихся для полноты коммунистического счастья. Все научно обоснованно, с ссылками на классиков марксизма—ленинизма. Вот только не припомню, как обстояло дело с минимальным количеством улыбок, сочувствий, добрых пожеланий, без которых даже лошадиное существование не мыслится по—хорошему. Кремлевские отморозки всегда видели в подопечном народе биологическую массу, высшей радостью для которой, отводилось разве что, хоровое пение. Не случайно в диссертации одной будущей первой леди, посвященной организации досуга советских людей, хоровому пению отводилось исключительное, самое почетное место. А чтобы не путали с сомнительным застольным пением после бокала доброго вина, все виноградники распорядились выкорчевать, дабы не нарушать идиллию. Они—то точно знали, за каждого из нас, кому что положено, а кому чего и нельзя.
Все—таки мы удивительные люди. При коммунистах запреты носили ярко выраженный идеологический характер, они если и были неприемлемы, то хотя бы как то понятны. В нынешние раздемократические времена все больше проклевываются признаки националстических, читай — людоедских заборон. Сегодня любой заведующий сельским клубом, сплошь и рядом из тех, которых совсем недавно коммуняки майкой гоняли на водопой, может с легкостью решать за каждого из нас, каких артистов следует привечать, а каких и нет. Этим ребятам не терпится разруливать масштабные общенациональные проблемы, потому им доподлинно известно, на каких языках следует петь песни, читать стихи, в каких штанах, в каком сопровождении, порой забывая о своих непосредственных обязанностях, в том числе и чистке сортиров.
Я вот часто задаюсь вопросом, почему именно в нашей стране реализовалась эта импортная, ведь знаем же откуда приплывшая, симпатичная коммунистическая идея. Авторы самой универсальной теории человеческого счастья ведут себя как Собакевич на званном обеде. Тот, если помните, умял со старта здоровенного осетра, а потом, целый вечер, со скучающим видом тыкал вилкой какую—то паршивую рыбешку, изображая полное равнодушие к гастрономическим слабостям. Чопорные европейцы ведут себя еще паскудней, они серчают, возмущаются, строят оскорбительные физиономии, дескать: до чего же обнаглели эти русские, затеяли у себя какую—то бестолковую революцию и мутят воду по всему белому свету. Терпение, господа хорошие, памятуйте библейскую мудрость: «все возвращается на круги своя».
155 
