176 
Обыкновенно Костюха одевал шикарный, сестрина мужа костюм с вузовским поплавком и выходил на бульвар кадрить простушек. Он выдавал себя за секретного физика или удачливого кинорежиссера, с непременным приглашением на кинопробы. Пробы проходили на старинном бабушкином диване, под бдительным присмотром мраморных слоников. Когда Костя проводил через двор очередную кинозвезду, все соседи вываливали на балконы, дабы не упустить очередного момента падения нравов. Кое—кто втихаря завидовал не только подлецу—режиссеру, но и незадачливой киноактрисе.
Помню, глубокой осенью к Косте приехала из города Саратова студентка Ира. Они познакомились летом, когда я с родителями отдыхал на побережье Черного моря, в Джубге. Мы прикупили ящик артемовского шампанского и бражничали пару дней напролет. Часа в три ночи Костя молча оделся и оставил нас вдвоем. Он явился под утро, свежий, чисто выбритый, с обескураживающей улыбкой и необъятным букетом оранжевых роз. Оказалось, что у Ирины был день рождения. До сих пор не представляю, где можно было по тем временам в Луганске, глухой ноябрьской ночью раздобыть такие роскошные цветы. Саратовская студентка почему—то забеременела. Летом она приехала в Луганск и продемонстрировала свое интересное положение. Костя без лишних разговоров принял возлюбленную и женился на ней. Молодые расписались. Прямо из ЗАГСа отправились к Ириным родителям для знакомства. Теща ненавидела зятя загодя, поддавшись всевозможным городским сплетням. Он не обманул самые смелые ее ожидания. Мой друг вручил теще в середине июля скромный букет из пластмассовых тюльпанов в качестве подтверждения своей непутевости, и был окончательно проклят.
Такого человека, как Костя, мне не пришлось больше встречать на своем пути. Если мы выезжали на рыбалку, он брал с собой все туалетные принадлежности. Надо было видеть, каким гоголем выходил Костюха из палатки к вечернему костру. Обязательно выбритый, надушенный, с безупречной прической, в наутюженных габардиновых брюках, в обуви, доведенной до состояния северного сияния. Так было всегда, в любом лесу, у любой речки, независимо от состава компании, будь то одних только мужчин. Костя никому не позволял строить с собой отношения, что называется, «по—простецки». Дескать, мы люди простые, давайте без церемоний. Он был очень непростой человек, не терпел хамства и умел довести это до сведения окружающих.
Свою жизнь Костя оборвал жутким образом. Он вышел на балкон, облил себя бензином и закурил папиросу. Никто не вправе судить чужую жизнь, потому что она сама беспристрастно осудит всякого человека. Костя был из тех людей, которые не умеют и не желают приспосабливаться, в них слишком велико значение собственного достоинства, и если подобная самооценка не находит положительной реализации, возникает непреодолимый конфликт с окружающим миром.
Вот ведь представил вам Костю Боровкова эдаким суперменом, а может рыцарем печального советского образа, и тут же вспомнил еще про одного моего удивительного приятеля, Женю Лицоева. Женька — это немного уменьшенная копия артиста Сергея Филиппова. Он происходит от очень добропорядочных, интеллигентных корней. В связи с очевидной нестыковкой генетических установок на советскую действительность, прожил жизнь бестолковую, но чистую и веселую. Однажды судьба улыбнулась Женьке по—крупному: ему достался в наследство приличный частный дом, который он тут же продал за пятнадцать тысяч полновесных советских рублей. Немалая по тем временам сумма, способная круто изменить человеку жизнь. Ни за что не угадаете, как распорядился наследством мой приятель. Он приобрел коричневое черниговское пианино, а на оставшиеся деньги закупил около пяти тысяч бутылок шампанского. Завез грузовиками все это хозяйство на подворье и заскладировал в собственном доме. За пару лет он, конечно, одолел с барышнями закупоренное в бутылках лето. Пустую тару аккуратно заштабелевал во дворе в форме египетской пирамиды и любил прохаживаться возле нее с победительной улыбкой фараона. Я подозреваю, при этом он тешил себя сладкими воспоминаниями о былых кутежах. Должен признать, тут было от чего прийти в умиление. Но и это не самое главное. Когда я поинтересовался, для чего приятелю понадобилось покупать пианино (к музыке Евгений имел точно такое же отношение, как филлипинской медицине), он и секунды не помедлив ответил: «Ты знаешь, очень приятно, зайду в дом, а оно стоит». Вот все, гениально просто и содержательно.
176 
