31 
— Ты испугалась…
— Но я уверена, что понижение температуры — не плод моего воображения. Анжела первой почувствовала холод, когда принтер выдавал вот эти распечатки со строками о Дэнни. Маловероятно, чтобы нам почудилось одно и то же.
— Действительно, — Элиот задумчиво посмотрел на компьютер. — Пошли.
— Куда?
— В твой кабинет. Я оставил там бокал. И чувствую, что нужно смазать мозги.
Тина последовала за ним в отделанный деревянными панелями кабинет. Он взял бокал с журнального столика, который стоял перед диваном, устроился на краю ее стола.
— Кто? Кто мог такое сделать?
— Понятия не имею.
— Но ты должна кого-то подозревать.
— Я бы с удовольствием.
— Очевидно, это человек, который как минимум тебя недолюбливает, если не сказать, что ненавидит. Кто-то хочет заставить тебя страдать. Винит в смерти Дэнни… вероятно, для него это личная утрата, так что речь идет не о незнакомце.
Тину тревожило, что его анализ не отличался от ее собственного и вел в тупик, который она уже успела пройти до конца.
— Сегодня я пришла к выводу, что это должен быть незнакомец. Не могу представить себе, что кто-то из моих знакомых способен на такое, даже если кто-нибудь из них и ненавидит меня. И я не знаю никого, кроме Майкла, кто возложил на меня вину за смерть Дэнни.
Элиот вскинул брови.
— Майкл — твой бывший муж?
— Да.
— И он винит тебя в смерти Дэнни?
— Он говорит, что я не должна была разрешать сыну отправляться в этот поход с Джановски. Но Майкл тут ни при чем.
— А мне представляется, прекрасный кандидат.
— Нет.
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно. Это кто-то другой.
Элиот пригубил коньяк.
— Вероятно, чтобы найти его, тебе понадобится помощь профессионалов.
— Ты про полицию?
— Едва ли можно рассчитывать на помощь полиции. Они не найдут твои доводы достаточно серьезными, чтобы тратить свое время. В конце концов, тебе никто не угрожал.
— Косвенная угроза тут есть.
— Да, согласен. Все это очень пугает. Но копы лишены воображения, косвенные угрозы для них — не аргумент. А кроме того, чтобы обеспечить должное наблюдение за твоим домом… таких людских ресурсов у полиции иной раз нет при расследовании убийства, похищения людей, торговли наркотиками.
Тина остановилась:
— В таком случае кого ты имел в виду, говоря о профессионалах, помощь которых может мне понадобиться, если я хочу поймать этого урода?
— Частных детективов.
Она вздохнула, глотнула коньяка, опустилась на край дивана.
— Не знаю… Может, я и найму частных детективов, а они не поймают никого, кроме меня.
— Если можно, повтори еще раз.
Она вновь отпила коньяку, прежде чем разъяснить Элиоту свою последнюю фразу, и вдруг подумала, что он прав: в этот вечер спиртное ей шло только на пользу. Она расслабилась, но не пьянела.
— Мне пришло в голову… может, я сама написала эти слова на грифельной доске. Может, я сама разгромила комнату Дэнни.
— Я тебя не понимаю.
— Могла сотворить такое во сне.
— Это нелепо, Тина.
— Ой ли? В сентябре я решила, что начинаю приходить в себя после смерти Дэнни. Лучше спала. Оставаясь одна, не думала о его трагической гибели. Мне казалось, что такой острой боли уже не будет. Но месяцем раньше мне вновь начал сниться Дэнни. В-первую недел ю это случилось дважды. Во вторую — четырежды. Последние две недели — каждую ночь. И сны становились все страшнее. Теперь просто превратились в жуткие кошмары.
Элиот вернулся на диван, сел рядом с Тиной.
— И что это за сны?
— Мне снится, что он жив, оказался в ловушке, на дне глубокой ямы, пропасти, колодца, всегда ниже уровня земли. Он зовет меня, просит спасти. Но я не могу. Мне не удается дотянуться до него. Потом земля начинает смыкаться вокруг него, а я просыпаюсь, крича, мокрая от пота. И я… у меня всегда возникает ощущение, что Дэнни в действительности не умер. Длится оно недолго, но, просыпаясь, я уверена: он жив. Видишь ли, я убедила мое сознание, что мой мальчик погиб, а когда сплю, у руля встает подсознание, и у моего подсознания нет уверенности, что Дэнни ушел.
— Вот ты и думаешь, что ты… ведешь себя как лунатик? Во сне пишешь на грифельной доске отрицание смерти Дэнни?
— Ты не веришь, что такое возможно?
— Нет… Ну… может быть. Наверное, — Элиот пожал плечами. — Я — не психиатр и не психолог. Но с тобой такого быть не может. Я еще очень мало знаю тебя, но у меня нет ни малейших сомнений, что ты бы так не отреагировала. Ты из тех, кто не уходит от возникающих проблем. Если бы твое неприятие смерти Дэнни представляло серьезную проблему, ты не стала бы заталкивать ее в подсознание. Ты бы нашла какое-то решение.
31 
