очень нудно 
138 
– Наташа-а, – Коровин привычно потянулся руками к ее лицу.
– Да иди ты! – вяло отпихнула она Коровина и передразнила: – На-та-ша-а-а…
– А чего? – радостно моргнул Коровин. – Вот друган со мной, Аркаша, ну, познакомься. Ну, да познакомься с человеком. – И подтолкнул ее, взяв за локти, к Пыжикову: – Ну! Да познакомься с человеком. Ну!
– Пусти, – раздраженно повела она головой и кисло взглянула на Пыжикова: – Меня зовут Наташа, понял? И вот что, Валера, у меня люди, – она заговорила тише, и Коровин склонился к ней, нервно зацарапав ладонью по стенке.
– Ну, так чё? И чё? Ну? – бубнил Коровин.
Пыжиков чувствовал, что вспотел, и с омерзением пытался унюхать тяжелый прелый дух, идущий из-под застегнутой наглухо шинели.
Он отклонился от стены, снял шапку и неловкими пальцами принялся расстегивать великоватую шинель, делавшую его похожим на бабу. Уставил руки в бока, будто участвуя в разговоре, а сам глядел в стену и ни о чем совсем не думал.
Из комнаты вылезла еще одна девица – в синем батнике и белесых джинсах, мельком оценила Пыжикова и, опершись подбородком на плечо Наташи, узнавающе-ехидно улыбнулась Коровину, поправила у него что-то на груди; Коровин сбавил накалу в беседе, но тут из комнаты дернулся пьяный бас:
– Ну, какого там хрена?!
Коровин сразу вытянулся злобно, сжав губы, но Наташа буркнула за спину:
– Да погоди ты.
Она переглянулась с подругой, пошептала ей на ухо и важно решила:
– Ну ладно.
– Ну а его куда? – осведомился повеселевший Коровин, не оборачиваясь, показал на Пыжикова, старательно смотрящего в окно.
– Ну-у, – протянула Наташа и стала нетерпеливо постукивать тапочкой по полу. – Может, ты еще взвод приведешь?
Ее подружка в синем опять что-то шепнула на ухо.
– К кому? – в полный голос спросила изумленно Наташа и прыснула. – Я щас умру.
– А чего-о ты? – удивилась в свою очередь подруга. – Давай!
– Ну, веди. Мне-то что, – засмеялась Наташа и уже потащила Коровина в комнату, расстегивая на нем шинель.
Коровин говорил Пыжикову оттуда:
– Ну, в общем, ты иди, вон туда, с ней. Давай, короче, гуд бай. Не срами роту, слышь, давай, ничем не щелкай. Если хочешь есть варенье, не лови этим самым мух, – и смеялся.
Девица в синем прикрыла осторожно за ним дверь, тряхнула кудряшками и позвала Пыжикова:
– Пошли.
Он поскрипел сапожищами за ней по коридору – с утра у него было чувство, будто он рвет мамину скатерть на портянки.
Они спустились на этаж. Провожатая толкнулась в крайнюю дверь, крикнула в шумящую кухню:
– Машка, ты здесь?
Оттуда выплыла толстая девушка в спортивном синем костюме с тонкими белыми лампасами.
– Чего?
Провожатая пошла с ней на кухню шептаться, а Пыжиков опять ждал, постукивая затылком о стену за спиной.
– О Господи, – пробормотала Маша, проплывая мимо него и наклоняясь к двери – она долго не угадывала ключом скважину, потом, плюнув, достала из кармана и нацепила на нос очки – открыла.
– Ты заходи и давай здесь, сюда, – неопределенно проговорила девушка в синем и пошла к лестнице, мельком полюбовавшись своим отражением в стекле, – она торопилась.
Пыжиков неуверенно зашел и остановился, видя себя в небольшом квадратном зеркале, чуть ржавом в углу, – лысого с рыжими бровями, тонким и длинным носом.
– Раздевайся, что ждешь? За тобой ухаживать, что ли, надо?
Маша вышла из-за створки шкафа, причесываясь, уже в короткой юбке, пятнистой, как шкура леопарда, белой кофте из плащовки на кнопках, туго натянувшейся на широкой, оплывшей груди, и невозможных черных колготках в крупную клетку.
Она наклонилась к туалетному столику. Пыжиков увидел в разъехавшемся разрезе юбки ее округлые, наплывающие на колени ноги – он почувствовал сухость во рту и с первого раза не смог попасть вешалкой шинели на крючок, на котором уже висела черная шуба и желто-коричневая фуфайка с биркой «Метрострой».
Маша внимательно глянула на него через очки, прошла мимо, чуть задев, в коридор и громко щелкнула щеколдой.
– Ну что? Чай будем пить?
– Да, – кивнул Пыжиков. – Может, я помогу чем?
– Вот это не надо, вот это мы сами, – запротестовала Маша. – Да ты хоть китель расстегни, ва-аеынный!
Пыжиков прошел в комнату, сел на кровать, быстро обернулся на окно, на туалетный столик с дешевой косметикой, на календарь с красивым мужиком на тыльной стороне шифоньера, потрогал зачем-то букетик искусственных цветов в глиняной вазочке – руки подрагивали, он пытался думать о чем-нибудь, чтобы меньше чувствовать ноющую струну напряжения, пронизывающую все тело, – ему было душно.
138 
