очень нудно 
109 
Ведь если книгу эту вдумчиво прочитать и разобраться, получается, что эти самые мушкетеры форменными врагами народа были. Причем не просто из-за своего дворянского происхождения, а по сути поступков. Королеве помогали, а ведь она против Франции работала, только так – одно письмо братцу чего стоит. Потом и сами напрямую с врагами снюхались – а это уже подлинная измена пошла, ведь присягали-то они королю, а не этой… Анне.
Та же миледи, между прочим, хотя и змея изрядная, но работала-то на разведку своей родной страны и задание выполнила, несмотря ни на что, – вражеское вторжение сорвала.
А кардинал – он в книге, по сути дела, единственный, кто не о своем благе пекся, а о стране. Королю-то все лишь бы хиханьки да хаханьки – за женой собственной присмотреть самостоятельно не мог, тоже на Ришелье полагался, где уж тут править…
Я так думаю – родись этот Ришелье лет на полтораста позже, он бы уж не позволил Первой Французской так закончиться – Наполеоном и компанией. Живо бы порядок навел.
Ладно. Вернулись мы к машине – рыжая на меня вопросительно уставилась, а я что – только плечами в ответ пожал. Или мне ей про герцогские штучки рассказывать? Так ведь, во-первых, не слишком я во все это верю, а во-вторых, может, Виртис мне все это в личном порядке излагал. Кара, конечно, что бы я там про не-рядовую ни прохаживался, относится вполне к офицерскому составу, но с другой стороны… а-а, думаю, чего голову всякой ерундой забивать? Спросит прямо – скажу, а нет – так на нет и суда нет.
Расселись по местам, я мотор завел.
– Ну вот, – говорю Виртису, – извольте наблюдать, ваша светлость. Ловкость рук и никакого обмана.
Выжал сцепление, поставил на первую – и прикладом «ППШ» педаль газа зафиксировал. А с рулем и вовсе ничего делать не стал – местность ровная, до леса далеко, пусть, думаю, катит «Аризона», куда его душе машинной угодно. Он у меня аппарат умный.
Убрал осторожно ноги, подтянулся – и в кузов.
– Так-то, – говорю. – Всего и делов.
С дороги мы, правда, почти сразу съехали, и тряска началась преизрядная. Но – едем.
– Можем, конечно, – говорю, – для пущей чистоты эксперимента вообще из машины выйти, но, по-моему, всем все и так ясно?
Герцогу так точно.
– А скажи, Малахов, – спрашивает он, – далеко она так проехать может?
– Ну, – говорю, – вот это уж как повезет.
И только я эти слова произнес, «Додж» правым передним в какую-то ямку ухнул – я чуть на капот не улетел, еле-еле удержался – и заглох. Приехали, называется.
– Ну вот, – говорю, – в этот конкретный раз – недалеко. Не повезло.
Перелез обратно на водительское место, ключ поворачиваю – а эффекта никакого. По крайней мере видимого. Я еще и еще раз так повернуть пробую, сяк – что в лоб, что по лбу. По всему видать, не пошла эта ямка «Аризоне» впрок.
– Что-то случилось? – озабоченно Виртис спрашивает.
– Случилось, – отвечаю. – А вот насколько серьезное – это я как раз сейчас выяснять буду.
Вылез, капот открыл, посмотрел – с виду все на месте, мотор не потеряли.
– А ну-ка, садись, – рыжей командую, – на мое сиденье. Будешь выполнять ответственное дело – по моему приказу ключ вертеть. Но, – повторяю, – только по моей команде. Ферштейн?
Сам в глубь капота нырнул, начал проводку проверять. Мотор горячий, жаром так и пышет, масло откуда-то течет – измазался в нем почти сразу.
Ковырялся я минут пять – то проверил, се, даже в карбюратор заглянул. Вроде все в порядке, а поди ж ты, не желает заводиться, и все, хоть ты тресни. Неужели, думаю, в моторе чего стряслось? Вот уж от чего упаси нас местные боги, все, вместе взятые, и каждый по отдельности.
В общем, так увлекся ремонтными работами, что даже топот не сразу услышал. Виртис, правда, тоже хорош… гусь. Ладно рыжая, она сама на эту кавалькаду уставилась, рот разинув, но он-то мог бы предупредить! Я бы хоть какой-то пристойный вид принял. Атак…
Поднял я голову – и сразу взглядом с Ней столкнулся.
Лет Ей и в самом деле не больше, чем Каре. Только лицо… другое. В смысле, более… суровое, что ли… не знаю. Волосы темные, по плечам рассыпались, за конем красный плащ струится, словно знамя. Рубашка на Ней тоже красная была, и в обруче на лбу камни крупные того же цвета – рубины, не иначе.
А вот какого цвета глаза – тогда не запомнил. Хотя, казалось, только в них и смотрел. Я на Нее, а Она на меня – грязного, измаранного, а остальных словно и нет, одни мы в этом мире остались, и не движется ничто, только Она мимо меня медленно-медленно и беззвучно совершенно на коне проплывает.
109 
