75 
— Трудом и терпением.
Законник усмехнулся, поняв мое нежелание обсуждать эту тему. О кузнецах, чьи семьи ведут свою историю от времен Христа, ходит много легенд. Эти люди передают свои знания из поколения в поколение, делясь секретами лишь с наследниками. Никто, кроме них, так и не понял, как создать клинок, способный отправлять темные души в ад и накапливать силу для своего хозяина, который может обратить ее в жизнь.
— Эти люди не делятся секретами и стараются не показываться на глаза другим, потому что желающих обрести такой клинок — сколько угодно. Лишь несколько магистров знает, где живут кузнецы. По мне, так их местонахождение — один из самых оберегаемых секретов в мире. И охраняют их — дай боже. Церковь взяла на себя эту обязанность еще во времена императора Константина и до сих пор несет стражу, раз в год позволяя магистрам приехать, сделать заказ и забрать предназначенные для выпускников кинжалы.
— Как я вижу, вы не слишком интересуетесь историей создания этого оружия, господин ван Нормайенн.
— Напротив. Я достаточно знаком с историей, чтобы не интересоваться ею глубже, чем следует. Чего и вам советую.
— Вы не возражаете, если кинжал проверит моя ученица?
— Это слишком ценная вещь, чтобы доверять ее неопытному человеку! Скажи ему, Людвиг! — возмутился Проповедник, словно это он рисковал оружием.
Девчонка от этих слов смутилась еще сильнее.
— Поверьте, у Ханны достаточно опыта, — вступился за нее учитель. — Она уже делала это не раз, и вам совершенно нечего опасаться. К тому же даже глубокая проверка не может испортить клинок, не говоря уже о такой рядовой процедуре, как у нас с вами.
Я пожал плечами, показывая, что не возражаю и ожидаю лишь одного: чтобы они как можно быстрее убрались и оставили меня в покое. Не знаю, насколько Пугалу хватит терпения торчать в этом чертовом шкафу.
Получив разрешение, девушка села между нами, достала из сумки латунные тиски на тонкой витой ножке. Собрала их, установила на столе, положила в них кинжал, крутанула колесико, закрепляя оружие параллельно полу, на уровне своих глаз. Мягкой кисточкой с красноватыми волосками осторожно прошлась по лезвию, смахивая несуществующие пылинки.
Удивительно, но, как только она занялась работой, всю ее неуверенность словно ветром сдуло. Она была сосредоточенна, серьезна и полна решимости довести дело до конца. Четкие, аккуратные движения и ловкое использование фигур. Не сложных, можно сказать примитивных, но этих рисунков я не понимал, потому что никогда не создавал ничего похожего.
Когда лезвие кинжала стало еще более темным, чем обычно, и вокруг него начались едва видимые для глаза завихрения силы, Ханна достала из сумки узкий пенал, сделанный из орехового дерева, открыла его, установила линзу из зеленоватого стекла. Вторую, в тонкой оправе, она водрузила себе на нос, так, чтобы увеличительное стекло закрывало ее левый глаз, и, наклонившись вперед, стала изучать кинжал.
Проповедник смотрел на таинство во все глаза, господин Хюбер с гордостью, я равнодушно. Она знала дело, и у меня больше не было тревоги, что кинжал будет поврежден.
— Этот дом служит каликвецам приютом. Вы их гость, господин ван Нормайенн? — поинтересовался законник.
— Да.
— Помогаете монахам?
Я изобразил удивление:
— А им нужна помощь?
— Ну, иногда она всем требуется. Я слышал, что двое стражей как-то помогли клирикам в Дерфельде. Дело было связано с какой-то чертовщиной.
— А я, представьте, слышал, что там была представительница Ордена Праведности. Наверное, от нее вы и узнали эту историю?
Он рассмеялся, не говоря ни «да», ни «нет». Никакой тайны из того, что произошло на Чертовом мосту, никто из нас не делал, и лично я не удивлен, что Франческа доложила своему начальству о происшедшем. Мы с Львенком сделали то же самое.
Над кинжалом появилась маленькая голубенькая искорка, задрожала, погасла, вновь появилась, налилась цветом и медленно, неспешно поползла от кончика к гарде, а затем в обратном направлении. Девушка не шевелилась и, казалось, даже не прислушивалась к нашему разговору. Впрочем, быстро закончившемуся.
Проповедник ерзал на кровати и то и дело косился на шкаф. Очень недвусмысленно косился, и мне хотелось снять ботинок и запустить в него, чтобы он перестал привлекать чужое внимание к тому, к чему не следует. Пугало все еще оставалось терпеливым, сидело тихонько, точно черт в табакерке, и пока выскакивать не планировало, за что я ему был благодарен.
75 
