18 
— Простите пожалуйста, — извинилась Иоланда, — но я не знаю, где вы их храните.
— А где, интересно знать, держала драгоценности твоя прежняя нанимательница? Надеюсь, не в угольном подвале? — раздраженно воскликнула актриса. — Разумеется, я храню украшения в специальной шкатулке. Ах ты, глупая девчонка! Вот она — перед твоим носом.
Ящик, на который указывала Габриэль Дюпре, был настолько велик по размеру, что Иоланде и в голову не могло прийти, что он предназначен для хранения драгоценностей.
Когда она отстегнула застежки и откинула крышку, то ахнула в изумлении. Ни в каком ювелирном магазине — впрочем, она в них и не бывала — невозможно было увидеть такое количество прекрасных изделий, разложенных на полочках, обтянутых черным бархатом.
Там были бриллианты, изумруды, топазы, сапфиры и жемчуг. И к каждому ожерелью прилагались брошь, браслет, серьги и кольца.
Габриэль Дюпре потратила четверть часа, чтобы решить, что выбрать для этого вечера — алмазы или ожерелье из шести длинных ниток потрясающей красоты жемчужин, среди которых были даже розовые. В конце концов, она выбрала бриллианты и, вновь сверкая, как рождественская елка, направилась к двери в гостиную.
Иоланда провожала свою новую хозяйку восхищенным взглядом. Девушка так и застыла, держа в руках шкатулку с драгоценностями.
У самой двери актриса вдруг резко остановилась.
— Проклятье! — воскликнула она. — Ты ждешь, чтобы я сама открыла дверь?! Я рассчитывала, что ты знаешь свои обязанности, а ты не выполняешь элементарных вещей!
— Извините, мадемуазель, — поспешно произнесла Иоланда. — Вы должны меня простить, потому что я забыла обо всем, очарованная вашей внешностью.
В этом заявлении не было ни капли лжи. Разве могла ли когда-либо Иоланда вообразить, что женщина может носить на себе столько драгоценных камней и так мало одежды!
К счастью, Габриэль Дюпре не заметила, как покраснели от смущения щеки Иоланды. Актриса направлялась на встречу с мужчиной, не имея на своем теле ничего, кроме легонькой, короткой рубашки и накинутого сверху платья с почти оголенной грудью и спиной.
Даже если принять во внимание эксцентричность людей, связанных с театром, все равно, по мнению Иоланды, это было верхом неприличия, и она только надеялась на то, что Питеру не представится возможность увидеть Габриэль в таком виде.
Так как мадемуазель Дюпре ожидала от нее каких-то действий, Иоланде пришлось прервать свои размышления.
Она второпях обошла сияющую бриллиантами и пахнущую духами красавицу и осторожно открыла дверь в гостиную.
Только теперь она поняла, почему для актрисы было так важно, чтобы ее появление в гостиной выглядело подобно выходу на сцену перед публикой.
Посреди гостиной стоял герцог, и весь его вид доказывал, что именно он герцог, а не кто-либо другой. Если он выглядел внушительно и вызывал к себе всеобщее уважение в дорожном платье, то уж в вечернем костюме он походил на коронованную особу, и уж никак не меньше.
Искрящийся белизной шейный платок, словно морская пена, подпирал его подбородок. Но не эта деталь его наряда и не бриджи из черного шелка, перехваченные чуть ниже колен пряжками с крупными бриллиантами, не поза его, напоминающая о властителях Востока, — не это привлекало к нему внимание.
От него исходило ощущение превосходства над всеми живущими на земле существами, и Иоланда тотчас же почувствовала себя ничтожным червяком, которого он мог при желании попирать ногами.
Глаза его были полуприкрыты, на губах ей чудилась презрительная усмешка… Он был так расслаблен и ленив, что казалось, будто бы он дремлет, но в нем таилась энергия спящего льва. Так подумала Иоланда, хотя ей до сих пор не приходилось в жизни видеть ни львов, ни тем более — настоящих герцогов.
Когда Габриэль Дюпре ступила в гостиную с таким видом, будто она вышла на сцену, герцогу все-таки пришлось слегка приподнять веки, чтобы увидеть ее соблазнительную и великолепную наготу.
По мнению Иоланды, актриса добилась нужного эффекта. Все-таки в глазах герцога загорелась искорка удивления.
С нежным возгласом искренней радости, хотя, как показалось Иоланде, весьма искусно разыгрываемой, Габриэль Дюпре устремилась навстречу мужчине.
— Мой дорогой, простишь ли ты меня за то, что я заставила тебя ждать? Мне не терпелось увидеть тебя, потому что каждая секунда, проведенная с тобой, для меня является истинной драгоценностью. Но меня настолько измучило это ужасное путешествие, что потребовалось время, чтобы прийти в себя.
18 
