10. С тобой Надежда

– Слушай, не мучь себя, – тихо сказала Надюха. – Проревись.

– Я в порядке.

– Перестань. В порядке она… Когда моего убили, я сутки плакала. И ты поплачь. Легче станет.

– Блин, мне знаешь, как плохо?

– Вот и поплачь.

– Не буду.

– Ну и зря.

– Слушай, Надюха… Вроде бы войны нет… Почему наших мужиков убивают?

– Мужиков всегда убивают. Так жизнь устроена.

– А как бы нам так все наладить, чтоб эта проклятая жизнь устроилась иначе?

– А никак. Все само наладится. Когда моего убили, я тоже жизнь проклинала. Мир рухнул, вокруг один ужас и все такое… Видишь – пережила… И ты переживешь. Но прореветься тебе надо.

– Обойдусь.

– Или выпей. Водки.

– Нет.

– Ладно. Тебе виднее.

– Смешно, правда? Мы теперь с тобой две кумушки-вдовушки…

– И не такое бывает.

– Вдобавок – неудачницы.

– Ничего подобного. Разве мы неудачницы? Мы же есть друг у друга. Давай все-таки поплачь.

– Нет. У меня все нормально. К тому же мне теперь нельзя нервничать. Совсем нельзя.

– Ах вот как?! Что ж ты молчала?

– Вот – говорю.

– Когда узнала?

– Вчера. Сразу – к врачу… Он сказал, что я могу потерять плод в любой момент.

– Правильно сказал.

– Неправильно! Я одного человека потеряла – второго терять не собираюсь. Одного Матвея закопаю – другого рожу. Тоже – Матвеева Матвея Матвеевича… Что мое – то мое.

– Ты сильная.

– А у меня нет другого выхода. Когда приехал мент Сережа и все рассказал, я собралась было плакать, потом думаю – нет, не буду плакать, нельзя мне плакать. Надо просто убедить себя, что все нормально. Убедить можно кого угодно в чем угодно. Даже себя.

– Если надо помочь с похоронами…

– Не надо. Барабанщик все сделает. Я ж теперь его босс. Хозяйка фирмы.

– Ах да. Конечно… Отпевать будешь?

– Буду. Хотя Матвеев – некрещеный…

– Это не имеет значения.

– Кстати, он и так в рай попадет. Как убиенный.

– А убийца? Его поймали?

– Понятия не имею. Какая мне разница?

– Вообще – да, действительно… Когда моего убили, я тоже не интересовалась. Я до сих пор не знаю, кто и за что…

– А я и знать не хочу. Хотя, наверное, это неправильно. Наверное, надо менту Сереже еще денег дать, пусть теперь убийцу ищет… А как найдет – еще десять раз по столько же дать, чтоб привез, живого и связанного – и самой, лично сердце вырезать… Только я так не могу, Надюха.

– Естественно. Я бы тоже не смогла.

– А еще говорят, женщины мстительны…

– Те, которые мстительные, – это не женщины. Это суки.

– Может, ты и права… Я, знаешь, об убийце вообще не думаю. А злюсь – на Матвеева. Его убили – а я на него злюсь, представляешь?.. Негодяй, думаю, подлец… Влюбил в себя, женился, пятнадцать лет прожили – а теперь взял и, видите ли, погиб… Обманул и бросил! Разве не так? Оставил меня одну. Дал себя убить. Влез в рискованные игры, а обо мне не подумал. Теперь, видите ли, умер. А мне что делать? А мне как быть?

Надюха улыбнулась.

– Дальше жить. Вот родишь – знаешь, как все изменится?! Совсем другая жизнь пойдет. Лучше будет.

– Думаешь, будет лучше?

– Я не думаю, я знаю. Ты что, подруга, забыла, кто я?

– Нет. Не забыла. Ты – Надежда.

– Да. Я – Надежда. Я с тобой… Вот, я же говорила – поплачь… Поплачешь – полегчает…

11. Эпилог

Матвей летел под оранжевым небом, сквозь него, внутри него, наблюдая удивительные пространства, волшебные глубины, переливающиеся сущности. Он вращался и парил, то ускоряясь и пронзая миры, то бесконечно зависая в каждой точке. Удивительные аккорды волшебных музык гремели внутри и вокруг него, организовывая все в правильнейшие системы и тут же обрушивая в хаос.

Он был свободен и счастлив, он отмучился, он обрел конечное равновесие.

Он знал, что вот-вот встретит своего отца, предвкушал и радовался.

Он знал, что никогда больше не увидит Кирилла Кораблика по прозвищу Кактус, и не жалел об этом.

Он знал, что оставил на той стороне свою жену Марину и свою мать – но не испытывал страданий.

Вослед жизни приходит смерть – таков порядок, это не страшно. Это нормально.

– Ты умер, – сказали ему. – Ты умер сегодня ночью…

Голос отдавался в голове гулким многократным эхом; звуки низкие, необычайно приятного, комфортного тембра; было ясно, что произносящий их, кто бы он ни был, исполнен к собеседнику большой симпатии.

– Перестаньте, – засмеялся Матвей. – Мы это уже проходили.