очень нудно 
41 
Словом, разговор о жизни получился в «Цене отсечения» и важным, и интересным. Хотя, похоже, с точки зрения Архангельского современники не готовы пока воспринимать полноценную художественную прозу о сегодняшнем дне.
Александр Архангельский. Цена отсечения. М.: АСТ, 2008.
Без шелухи
О «Луковице памяти» Гюнтера Грасса
При выходе в свет на немецком мемуары Грасса вызвали страшный переполох. Два года назад европейские СМИ зацепила единственная подробность: 17-летний Грасс успел послужить в войсках СС. О чем среди прочего и рассказал 60 лет спустя в своих воспоминаниях.
Суть всеобщего возмущения сводилась к следующему: почему Грасс, совесть немецкой нации, молчал так долго? Упрек, который в любом случае звучит абсурдно, но на фоне данных воспоминаний – еще и безумно.
Книга пронизана болезненным ощущением собственной вины, не отпустившей и спустя годы. Используя метафору «луковица», Грасс счищает с прошлого слой за слоем, кожицу за кожицей, чтобы пробиться к сердцевине и вспомнить, как обстояло дело. Но память капризна, и тогда Грасс прибегает к другому образу – отбросив луковицу, смотрит на себя точно сквозь прозрачный янтарь.
Писатель напряженно вглядывается в мальчика, выросшего в Данциге в семье торговцев колониальными товарами, страстного коллекционера цветных репродукций европейской живописи, отличного пловца, рисовальщика и маменькиного сынка. Вглядывается – и судит этого мальчишку таким безжалостным судом, какой и не снился репортерам.
Этот мальчик виновен, убежден Грасс. В том, что не задавал вопросов и верил национал-социалистской пропаганде. В том, что предпочел не заметить исчезновение одноклассника (сына антифашиста). В том, что с любопытством глазел, как в родном городе громят синагогу. И что считал СС… просто элитными войсками, а поход на войну – мероприятием романтическим. Именно поэтому в 1944 году 17-летний Грасс отправился на фронт добровольцем в надежде стать подводником, но его определили в танковые войска СС.
Военные страницы – самые сильные в книге. Грасс просто описывает виденное. Но этого более чем достаточно. «Мой ровесник, да еще с пробором слева, как у меня, висит рядом с офицером неопределенного звания, которого военно-полевой суд разжаловал перед казнью. И снова вижу забившие дороги толпы беженцев… На чемоданах и узлах сидят дети, пытающиеся спасти своих кукол. Старик тащит тележку с двумя ягнятами, которые надеются уцелеть на войне».
Наступающие Иваны. Разметанная в ошметки дивизия, в которой служил Грасс, – во время этого чудовищного обстрела сам юный герой от страха обмочился. Засохшая мыльная пена на щеке недобрившегося солдата. Это нельзя вместить. Об этом невозможно рассказать. Не секрет, что многие русские ветераны тех же битв молчали до конца жизни, предпочитая говорить о войне лишь в жанре баек или героической поэмы. Грасс решился. И вспомнил о своем прошлом без художественного вымысла, без пафоса и бесстыдства, со спокойствием и мудростью человека, понимающего, что такое жизнь и смерть. На фоне этого понимания и пережитого кровавого ужаса, не выплескиваемого в словах, страх быть непонятным или гонимым выглядит смехотворным.
…На войне жизнь Грассу спасали нелепые случайности. Он выжил, потому что не умел кататься на велосипеде. Потому что вовремя начал напевать в лесу детскую песенку – и неведомый прохожий ее вдруг подхватил. И потому, что был ранен. Грасс не сделал в той войне ни единого выстрела. Бог, в которого Грасс не верит, уберег нам этого удивительного летописца.
Узнав о нацизме правду, Грасс стал социал-демократом и антифашистом. Но так и не простил себе юношеской слепоты. Найдется ли хоть один русский (например) автор, готовый к публичному покаянию? Экс-рядовой «Гитлерюгенда» дает миру очень жесткий урок.
Гюнтер Грасс. Луковица памяти. Перевод с нем. Б.Хлебникова М.: Иностранка, 2008.
Часть 4
Длинные рецензии
«Бог сохраняет все; особенно – слова…»
О романе Михаила Шишкина «Венерин волос»
Роман Михаила Шишкина «Венерин волос» породил дружный и недоброжелательный хор критических откликов. В угрюмой многоголосице слились голоса критиков самых разных направлений, поколений и литературных вкусов.
Любое недоброжелательство, кажется, есть лишь результат верхоглядства, неумения слушать и нежелания понять, о чем тебе, собственно, хотят рассказать. Естественная эволюция, которую проделывает подавляющее число вменяемых зоилов: от горящих молодым задором разгромных рецензий – к спокойным и внимательным разборам текстов. Таков путь мудрости – в отрицании нет понимания и, следовательно, любви.
41 
