16 
– До встречи с наемным убийцей мне еще дожить надо, – буркнул Диего. – А если ты продолжишь свои тренировки, то шанс на это станет весьма сомнительным.
– Что касается меня, – сказал Вальдес, – то я не вижу нужды изменять столь превосходно действующему методу. По крайней мере, вы сейчас злитесь на меня, а не на себя – а это уже немалое достижение.
– С что ты взял, что я злился на себя?
– Мне так показалось.
– Ну… допустим.
– Между тем, – продолжил слуга, – в мире, хвала Великому Огню, есть множество куда более приятных занятий. Взгляните, например, мой тан, какое голубое нынче небо у нас над головами.
– То-то было бы весело, найдись оно у нас под ногами, – хмыкнул Диего, но все же вскинул голову – и тут же пожалел об этом. Возможно, небеса над славным Тарримом и впрямь были голубее, чем вчера, но подошедшее к зениту солнце позволяло любоваться только собой – и очень недолго.
– А еще, – невозмутимо продолжил слуга, – я думаю, вам стоило бы развеяться.
– Как призраку от экзорцизма?
– Не столь радикально, мой тан. Скажем, ужин с кем-нибудь из ваших друзей в достойном заведении.
– Что я слышу, Валь… – удивление Диего было вполне искренним. – Ты. Предлагаешь. Мне… и с кем же, позволь узнать? И где?
– Если вам и впрямь интересно мое мнение, – коротко поклонился Вальдес, – то я бы порекомендовал «Тещу боцмана», в качестве же партнера – благородного тана…
– … в чине ка-лейтенанта, – закончил Раскона. – Но Валь… я решительно не понимаю тебя! Ты говоришь так, словно…
…словно герцог выполнил мою просьбу, мысленно закончил он, так и не решившись договорить вслух.
– Мой тан, – неожиданно для Диего его слуга улыбнулся – широко, не сдерживаясь. Это само по себе было странно – Раскона не взялся бы сказать, когда в последний раз подобная улыбка озаряла лицо его наставника, – но последовавшие за ней слова едва не вогнали маленького тана в ступор: – Я предлагаю вам спор. И ставлю свое жалование за полгода, что вернувшись домой, вы обнаружите кое-что нежданное.
В какой-то миг Раскона всерьез усомнился, что рядом с ним идет настоящий Вальдес Марратоа. Облик, походка, речь, манеры – все было прежним, подобного сходства мог достичь разве что сотворенный Высокой магией двойник, но кому могло бы потребоваться подменять его слугу? Глупость, нелепица, однако… спор?! На деньги?! Его наставник был великолепным игроком, но как только над карточным столом раздавался звон монет, Вальдес немедленно покидал свое место. Старый обет, объяснял он, это как старый друг – иной раз в тягость, но так жаль расставаться.
– Валь, если даже герцог вдруг решил… мы шли быстро, и курьер…
– Мы уже почти пришли, – Вальдес вытянул руку и жестом уличного фокусника извлек из-за уха Диего ключ от калитки. – Жалование за полгода. Принимаете ставку?
Раскона нашел в себе силы только на утвердительный кивок. Марратоа распахнул калитку. Затем – маленький тан едва поверил своим глазам – вприпрыжку, словно торопящийся на свидание влюбленный, обогнал Диего и принялся греметь замками входной двери.
– Прошу, мой тан!
Диего распахнул дверь – и замер! Сквозняк из дома остро пах грозой – верный признак недавнего использования телепортационной магии – а посреди стола в прихожей продолговато темнел сверток с хвостом из разноцветных лент.
Вечер того же дня, в «Теще боцмана».
Самую лучшую, по мнению Диего, характеристику «Теще боцмана» дал поэт, философ и бретер тан Касад Сизый Нос, назвавший это строение Итореном в миниатюре. Впоследствии Касад утверждал, что именно за эти слова он был незамедлительно подвергнут гонениям и лишениям сроком на двадцать дней, но ему мало кто верил. Нарушение общественной благопристойности само по себе весит не меньше пяти дней, а поскольку уволакивавшие поэта стражники, во-первых, недооценили объем выпитого Касадом, а во-вторых, не потрудились завязать его штаны, то к сроку добавилось еще и оскорбление действием при исполнении.
Со стороны улицы дом выглядел почти пристойно – величавый, в характерном для прошлого века вычурно-пузатом стиле, со слегка пожелтевшей, но все же регулярно подновляемой побелкой. Пожалуй, единственным, что могло вызвать удивление у случайного прохожего, являлось отсутствие входа на первый этаж – вместо него имелась лестница до второго.
Поднявшийся по ней попадал в Белую залу – скатерти на столах, занавески на окнах, четверка гипсовых статуй по углам. Это напоминало скорее Кумберлянд, чем Иторен, а поскольку и кормили здесь в тамошнем же стиле – без особых изысков, но сытно и относительно дешево, – то ничуть не удивительно, что среди завсегдатаев Белой преобладали офицеры Королевского флота. Разумеется, из числа тех, чье звонкое имя не было подкреплено столь же звонкой цифрой годового дохода. Таким нечего было делать на третьем этаже – с его восточной роскошью и немалыми ценами.
16 
