105 
Полюбил чай с водкой, стакан того, стакан этого; в любой последовательности.
С железной кормилицей установились особые отношения. Ее не было жалко. Я даже не закрывал на ночь двери. Однажды в пробке меня несильно ударил едущий следом кабыздох под управлением наголо бритого мальчишки. Ткнул бампером. Я даже не вышел посмотреть. Паренек какое-то время катился рядом, проделывал жесты извинения, смотрел уважительно. А я криво улыбался. Остынь, приятель. Лучшая машина из всех, что я знаю, – это танк Т-90. Все остальное – детский сад.
Через пятьдесят дней авто развалилось, под этим предлогом я с облегчением взял отпуск.
Был октябрь две тысячи второго, сын ходил во второй класс. Я иногда жалел, что отправил его в школу с шести лет. Все его приятели были на год старше, для их возраста – существенная разница. Мальчишка непрерывно попадал под чье-то влияние, его обманывали, им пользовались. Зато если я замечал, что с ним, маленьким, всерьез считаются и уважают – меня переполняла гордость.
Отпуск неприлично затянулся, но брат не возражал. Он понимал мои цели. За пятьдесят дней манипуляций с обезьянками я сделал сбережения, купил новые ботинки и все альбомы «De Phazz». Отнес приличную сумму жене и получил в ответ несколько хороших улыбок. Правда, еще не был забыт ватный, голубой с зеленым июль, дремотные дни на пляже. Хотелось назад, в лето, в теплую воду, в безделье.
Осень не пожалела, обрушилась всей своей артиллерией – лужами, дождями, сквозняками, грязью под колесами, я все время мерз.
В первое воскресенье октября решился и пошел в лес, за грибами. Собрал два десятка шляпок, отбирал только самые крупные, размером не менее чайного блюдца. Высушил и ежедневно заваривал. Начинал с половины шляпки, постепенно увеличил дозу вчетверо, но так и не добился полноценных галлюцинаций. Видимо, подмосковные мухоморы слабоваты. Или надо было заваривать крепче? Не знаю. Посоветоваться было не с кем. Водку пить – в моей стране каждый второй профессор и академик, а насчет мухоморов народ совсем неграмотный.
На полной дозе удавалось добиться только слуховых иллюзий – зато чрезвычайно четких. Слышал звуки каких-то сражений, средневековый кольчужный звон, ржание обезумевших лошадей, дикие вопли сшибающихся ватаг. Потом приходил в себя и печально размышлял: вот, опять 8 битвы, драки, кровопролития – почему мне везде одно и то же? Почему не уловил ангельского шепота, или младенческого смеха, или птичьих голосов? Колокольчиков благозвучных? Каких-нибудь мелодий чистых, возвышенных? Что же мне, всю жизнь посреди бури маяться? Тридцать три года прожил, и всегда меня устраивали бури и драки. Вне драки зачахнуть норовил. А теперь, после мухоморов, муторно было и себя жалко, до такой степени, что хотелось сложить стихи, простые и плавные.
Но не складывались стихи, ничего не складывалось.
Горевал и пьянствовал.
К середине месяца мухоморы все вышли. И резать себя не было никакого желания, совсем. Скальпель и йод спрятал подальше. Вспоминал кровавое лето, рассматривал бледные отметины на плечах, на груди и удивлялся – как же надо было себя презирать, чтобы дойти до такого? Нет, я продолжал себя презирать, но иначе, на другом, более высоком уровне; теперь я презирал и себя недавнего, летнего. Голого, обкуренного, с рассеченной грудью, дрожащего в пароксизме самоуничижения. Все было чрезмерно кинематографично, сплошные понты. Рисовка перед самим собой. Нюхал йод, бодрствовал до рассвета – охуенно красиво. Ах, как ты, братец, себя любишь! Ты пореже к зеркалу бегай – авось, пройдет.
Подумаешь, лишился денег. Подумаешь, не смог пойти на убийство. Подумаешь, не пригодился на войне.
Пей, и полегчает.
Банкуй обезьянками.
Вон, с Миронова бери пример. Вчера звонил ему в Таганрог, приглашал приехать. Не могу, сказал друг, бухаю страшно. По три литра в день. А в выходные – по четыре.
В ноябре опять были обезьянки, и частые поездки в семью, и сухие разговоры с серьезной женой, и подаренный сыну футбольный мячик, и подыхающий автомобиль, и звонки старых знакомых – есть классный таджикский пластилин, с двух затяжек обездвиживает, сорт называется «смерть чабана», будешь брать?
Нет, спасибо.
Зиму как-нибудь переживу, переторчу на водке, к лету брошу, а следующей осенью соберу солидный урожай и посижу на грибах. А там видно будет.
Или жизнь повернется лучшим боком и грибы совсем не понадобятся.
Так или иначе наркотики в России – экзотика. А водка – повсюду. К началу зимы я пил каждый день. Извинился перед братом и уволился. Машину продал, за квартиру уплатил до весны. Гашиш надоел, его надо было искать, созваниваться, ехать куда-то, платить большие деньги. Опять же перевозить покупку величиной с шарик для пинг-понга (особо крупный размер) в метро и электричке, в моей куртяйке ободранной, в моих обвисших штанах, с моей бледной рожей – опасно.
105 
