очень нудно 
46 
– Какого ты ждешь совета? – удивился он. – Ты писатель. Пиши.
– Напишу, – ответил я. – Потом. Сейчас не хочу.
Он пятнадцать лет практиковал йогу. Рассказывал, что минимум дважды левитировал. Окончил финансовую академию. Читал книги Мельникова-Печерского. В общем, он критически оглядел меня и произнес:
– Ты не знаешь, чего хочешь.
– Я знаю, чего я не хочу... – Мне показалось, что будет уместным понизить голос, положить локти на стол и приблизить свою голову к его голове. – Я больше не хочу русского бизнеса. Я устал делать вид, что у меня все отлично. Я устал понимать, что все остальные тоже делают вид, что у них все отлично, хотя, по мне, нам тут гордиться нечем.
– Я тебя понимаю, – осторожно сказал Иван.
– Не понимаешь, брат. Мне здесь – вот, – я поднес расставленные пальцы, указательный и средний, к горлу. – И вот, – я поднес те же два пальца ко рту, изображая позыв к рвоте. – Я устал от пробок. Я устал от того, что я абонент и я все время доступен. Десять лет назад мы не имели сотовых телефонов и прекрасно себя чувствовали. А сегодня я прихожу в лавку, и мне говорят: хули ты недоступен? А я, блядь, никому не обещал, что буду все время доступен! Я устал от калькуляторов, от налогов, от дисконтных карточек. От фильмов про бунтующих клерков. Я устал от дикого празднования футбольных побед. Я не хочу с пьяной мордой праздновать футбольную победу. Запуск ракеты на Юпитер или открытие хайвэя от Москвы до Магадана – тут я буду первый праздновать, и напьюсь страшно, и флагом буду махать, и орать до утра, и пускать фейерверки. Но ведь никто ничего не запускает и не строит! Мне пихают футбол, Олимпиаду в Сочи и «Евровидение» за сорок миллионов долларов. Вокруг меня картон и пластмасса. Я устал от картона, я устал от пластмассы. Скажи, что мне делать?
Тем временем рядом с прозрачной стеной нашего кафе остановились, сурово взревывая, два огромных красивых мотоцикла, и два огромных красивых человека, выпрыгнув из седел, вошли в заведение неторопливой походкой чуваков, уже давно везде успевших.
Женщины схватились за пудреницы.
– Кстати, вот, – сквозь зубы сказал Иван и скосил глаза. – Один из вариантов. И не самый плохой. Купи себе «Харлей» – и катайся. Как этот... забыл, как его... беспечный ездок. И будь в гармонии с собой.
– Нахер гармонию. Особенно с собой.
– Ты не пробовал, а говоришь. Попробуй.
– Ерунда, – уверенно сказал я и поморщился. – Я не беспечный, и я не ездок.
– Ты ж любил на машине погонять.
– Любил, – согласился я. – Когда-то. А теперь гоняю только мысли в голове.
Тем временем владельцы мотоциклов заняли шестиместный стол, вдвоем. Мощные мужики в возрасте, загорелые и очень красивые, в броне мыщц. Одежда их, правда, показалась мне несколько легкомысленной, не какие-то байкерские кожаные доспехи, а тонкие дорогие курточки. Один был блондин, другой – брюнет, с же11 сткими вьющимися волосами, – такие же имел мой сосед по школьной парте Поспелов.
– Мотоцикл – это интересно, – пробормотал я. – Только куда на нем ездить?
– Вперед, – ответил брат. – Мимо всех. Мимо картона и пластмассы.
– Ты же знаешь: я так не могу. Мне надо видеть цель.
Иван вздохнул.
– Понятно. В общем, дауншифтинг тебя не интересует.
– Абсолютно. Никакой беспечной езды, никаких перелетов в Гоа. Никакого созерцательного безделья.
– Почему обязательно Гоа? – удивился брат. – Почему безделье? Гоа – отстой. Махни в Австралию. Или в Доминикану. Посвяти год-другой серфингу. Не дилетантскому серфингу, а настоящему. Чтобы годами жить на волне и больше ничем не заниматься. Наверное, это хорошо прочищает мозги.
Я кивнул. В моем кругу серферов уважали. В основном благодаря фильму «Пойнт-Брейк». Но три года назад, в Португалии, я наконец повстречал настоящих серферов и поговорил с ними. В отличие от героев великого фильма они зарабатывали на хлеб вождением такси. Действительность то есть оказалась не так красива, как художественный вымысел.
Под взглядом брата мне удалось вообразить себя серфером. Вот я просыпаюсь за час до рассвета и потом несколько часов пребываю в горизонтальном положении на подвижной спине океана в ожидании удобной волны, полдня в воде (она в ноздрях, в ушах, в глазах и во рту), чтобы несколько минут насладиться скольжением и полетом, а потом, измученный и просоленный, что-то ем и падаю спать, прикидывая, как бы подольше протянуть на те деньги, что у меня остались; и так месяц за месяцем; живешь, только когда скользишь, остальное время – ожидаешь. Ускорить события нельзя, волна либо придет, либо не придет. Океан безучастен к тебе, он слишком велик. Он даже более огромен, чем твоя родина. Хотя трудно представить что-то более огромное, чем твоя родина.
46 
