очень нудно 
60 
Стиль и особенности речи автора рассказа оставлены без изменения.
Август-сентябрь 1792 года. Калифорния. Иван Бирюков.
1
Как попал в земли американские, спрашивашь? Ну, так слухай, правда, сказ длинный получится. Сам я из воронежских однодворцев буду. Деды-прадеды ишшо до того, как Москва на те места пришла, там жили. А когда Белгородскую линию ставить начали, то на службу поверстались. А за службу за ними земли закрепили да жалованье положили. И все хорошо было, пока царь Петруха, дракон московский, флот свой у нас строить не затеял. Тогда и начали дедов наших в мужики загонять пытаться. Правда, Анна Иоанновна после послабление дала да Елисавет Петровна, только службу и требовали, как заведено было. А вот когда царица Катька на престол влезла, муженька прирезав, то снова нас утеснять начали. Не, ну то, что службу справлять на крымскую сторону, к Донцу да Украинской линии, отсылать начали, мы понимаем. По нашей стороне ногай и калмык последний раз набегал ишшо при деде моем, значит, и должны мы служить там, где требуемся. А вот то, что земли наши начали урезать и по барам московским растаскивать, да прав лишать многих, это уже притеснение настоящее. Ты, значит, служи, с крымцем и ногаем режься в степи, а тебе тем временем и земель для конского выпаса отымут, и вино курить запретят, и мельницы податями обложат. Пожалуют, в общем, за службу. Да попов долгогривых ишшо нагонят, кормить их заставят. А они жрать в три глотки дюже горазды, проще десяток-другой свиней выкормить, чем одного попа с попадьей год кормить. Вот и начал у нас народ волноваться и бунтовать. Скажем, дядька мой до Гаврилы Кремнева подался, когда я ишшо совсем мальцом был. Ну, да ладно, что-то в сторону наш разговор пошел. Далее про себя сказывать зачну.
Родился я в 1759 году, на Крещение, потому и Иваном назвали, батю Афанасием звали, а родовое наше прозвание Бирюковы. Стало быть, звать меня, ежели полностью, Иван Афанасьев сын Бирюков. Служили наши в Воронежском ландмилицком конном полку, ну и, стало быть, меня с мальства тоже к тому учили. С шести годов правильно конем управляться, с двенадцати саблей владеть и в пешей и в конной рубке, с четырнадцати с фузеей драгунской обращаться. Да ко всему ремеслам кое-каким выучили, чем наши издавна занимались. Плотничать-столярничать, бочки клепать, колеса тележные вязать, хомуты и дуги гнуть, арчаки для седел клеить. В наших местах-то лес есть, вот издавна к хохлам, в степь за Дон, этот товар наши и возили. Туда воз оглобель везешь, оттуда тот же воз пшеницы. Да и маманина родня, она у меня елецкая будет, седла и сбрую тачать научила, специально меня на год к тамошнему деду отправляли. Они там с кожей издавна работают. Да ишшо дед грамоте выучил, он у меня старой веры держался, тайно, правда. А мне почему-то эта грамота очень легко пошла к обучению. А в 16 лет меня на службу поверстали и на линию отправили. Там я три года ногаев стерег, в стычках да скрадываниях постоянных. А после, как Россия окончательно Крым замирила, который перед тем турки нашей царице по договору отдали, да ногаи отселились, то и линия, на которой мы располагались, не нужна сделалась. Ну и мы тоже, стало быть. Решили наши полки распустить, нас от службы отстранить, а на нас подати повесить. Вот и начал я тогда думать, куда дальше подаваться. У отца, кроме меня, трое сынов, земли наши урезали и так, что ни скотину, ни овец, ни коней выгнать некуда. Вот и, если размыслить, только и оставалось, либо в бугские полки верстаться или на Кавказ, либо какое-то занятие в городе искать. А оно средств требует. А тут мне дружок и предложил со средствами на обзаведение порешать. У него ребята знакомые на донских переправах, у Белогорья, с купцов мзду брали. А кто не платил, дуванили, почту царскую да обозы купеческие. Вот мы к ним и подались. Лето ничего так, удачно добыли, уж решили на зиму разойтись. А тут гусарский полуэскадрон пригнали. Я, правда, до Коротояка уйти успел, там меня и повязали. Доказать, правда, ничего не доказали, но за то, что беспаспортный и под подозрением, в ссылку и отправили. Ну а за то, что уряднику, когда меня вязали, в ухо зубами вцепился, самому пол-уха обкорнали да вместо Вятки аж в Охотск законопатили. И добираться мне туда пришлось, вместе с такими же бедолагами, цельных полтора года.
В Охотске уже, как умеющего с деревом работать, на ремонт судов пристроили почти сразу. Там, почитай, три года топором на верфях и махал, да кое-чему новому, что раньше не умел, выучился. А в 1783 году Шелихов, управляющий компанейский, решил на островах добычу зверя морского расширить и поселение постоянное там же поставить. Вот и я в ту команду тоже поверстался и на следующий год на Кадьяк и попал. Год там обустраивались, местных катмакцев замиряли. А ишшо на следующий год решил я счастья в зверобойном промысле попытать. Да только один раз и получилось удачно сходить. Во второй раз, мы уже прилично к югу забрались, в шторм попали сильный. Да неудачно, возле берега пришлось, вот там нас на камни и хряснуло. Как жив остался, и сам не знаю, уберег Господь, один из всей нашей ватаги живой на берег и выполз. И в первую же ночь индейцы местные, колоши, или тлинкиты, как они сами себя называют, меня и повязали. Да определили в невольники.
60 
