очень нудно 
131 
Марат подумал, что должен, наверное, сейчас изобразить нечто вроде сожаления, но поскольку не чувствовал никакого сожаления, то не стал его изображать, тем более что в присутствии агента КЭР было совершенно бессмысленно кривить душой и актерствовать.
Хватит уже актерства. Девять лет. Хозяин Огня, Владыка, сын Великого Отца, живой бог — хватит, хватит. Хорошо, что всё кончилось.
— Мы можем ошибиться, — ровным баритоном продолжил чиновник, — но мы не можем инициировать физическую гибель аборигенов. Это незаконно… И пока всё идет более или менее по плану. Клон Великого Отца ведет себя осторожно. Паники нет, Праздник начала Большой рыбалки прошел без эксцессов…
— Охоты, — сказал Марат.
— Что?
— Не рыбалки, а охоты.
Дознаватель на секунду завис, потом неуверенно возразил:
— Но ведь они рыбаки?
— Это звучит как «илируиру», — объяснил Марат, испытывая странное удовольствие от того, что сложное горловое грассирование береговых дикарей дается ему без малейших усилий. — В буквальном переводе — «убить, чтобы съесть и жить дальше». Относится и к зверям, и к рыбам. Есть еше «трао», я сам изобрел это слово для обозначения жертвенной смерти… Используется только в молитвенных песнях…
— А кто придумывал тексты молитв?
— Я, — сказал Марат. — Главную Молитву, самую простую, сочинили вместе с Жильцом, а полный Канон — я один. Митрополит, кстати, тоже хотел… Намекал, что для него это честь: придумать свою молитву… Но Жилец отсоветовал. Сказал: пусть сочинит, но ты пока не включай в перечень… Пусть сначала помрет, потом мы его канонизируем и уже тогда…
— Вижу, вы развлекались, как могли.
— Это было не развлечение! — крикнул Марат.
— Неважно.
Дознаватель положил на стол белые руки ладонями вниз и смерил пойманного преступника спокойным оценивающим взглядом.
— Важно, что теперь ты должен нам помочь.
— Я понимаю, — пробормотал Марат. — Только…
— Что? — ровным голосом спросил его собеседник.
— Нас было двое. Я и… Жилец…
— А причем тут Жилец?
— Без него… — Марат тяжело вздохнул. — Он тоже… В общем, без него будет трудно.
Дознаватель чуть погрустнел, но не сделался менее уверенным и элегантным.
— Соломон Грин, которого ты называешь Жилец, нам не помощник. Мы его усыпили, изолировали, но пока не можем даже снять мнемограмму. В череп твоего друга имплантировано взрывное устройство. Ты должен знать это приспособление, раньше его называли «мизерикордия»… В честь древнего кинжала, которым добивали раненых рыцарей… Узкое лезвие просовывали сквозь щель в доспехах и вонзали, извиняюсь, в глаз… — зеленоглазый чиновник приосанился, гордый своей эрудицией. — Не только граната в голове — весь Грин собран, так сказать, из разрозненных деталей. Мы давно не сталкивались с такими занятными экземплярами и пока не знаем, что делать. Он может взорвать себя в любой момент. Небольшое усилие воли — и мозг превращается в кашу. Конечно, мы попробуем… Со всей осторожностью… Мы уже запустили в его подсознание небольшую программу — это новая разработка, она вступит в диалог с его «я», и скоро мы всё поймем. По крайней мере будет ясно, захочет ли он жить дальше, или…
Марат усмехнулся.
— Он не будет себя взрывать. По крайней мере не сразу. Он любит забавы. И жизнь… тоже любит. Может, он даже согласится на мнемографию.
Дознаватель погрустнел еще сильнее.
— Ты кое-чего не учитываешь, Марат. У Соломона Грина удалены ногти со всех пальцев. Я не видел такого уже пятьдесят лет. Это очень старый, ныне забытый знак принадлежности к элите преступного мира. У таких людей не принято сотрудничать со следствием.
Агент был статен и красив, но Марата раздражала не его глянцевая красота и даже не парфюмерный запах, а манера говорить: слишком книжная, длинные фразы, плавные модуляции. «Или, может быть, я отвык, — подумал бывший пилот, — слишком долго прожил в каменном веке и забыл, что такое настоящая человеческая речь?»
— Мы на дикой территории, — сказал он. — До ближайшей жилой планеты — миллиард парсек. Кто узнает?
— Сейчас никто, — ответил дознаватель. — И завтра тоже. КЭР не допускает утечек информации. Но над нами тоже есть начальники. Президентский контроль, например. И потом, существует такая банка с пауками, как Федеральный правоохранительный архив… Когда мы закончим расследование и сдадим материалы, начнется шевеление, и через два или три года файлы Грина появятся на черном рынке. Уголовное сообщество узнает, что Грин позволил нам копаться в его памяти. Если мы его пощадим и отправим на каторгу, его сразу ликвидируют. Но это не главное. Главное — преступные сообщества примут меры. Усовершенствуются. Чтобы обезопасить себя от повторения подобных случаев. Видишь ли, Марат… Чем хитрее мы пытаемся их прижать, тем умнее они становятся. Поэтому твоего приятеля мы пока не тронем… Пусть он видит сны и ждет своей участи. Для нас важнее — ты.
131 
