71 
Но меня все-таки достало это, как любят говорить в церкви, искушение, жутко достало, и я спросила у вас на исповеди, помните? Можно я выкурю одну, всего одну сигарету? Просто чтобы кончилось наваждение? Пусть это будет проигрыш, но оно кончится наконец! Вы сказали с улыбкой: «Властию Бога мне данной запрещаю». А я, как всегда, словно играя всю ту же, давно навязшую в зубах роль: «Все равно нарушу». А вы сдержанно: «Попробуй». И я снова подумала: блин, как мало человек тратит слов, а как выходит сильно. Как мало меня уже задевает, вообще по жизни мало что задевает, а это, слава Тебе, Господи, слова этого человека хоть немного еще задевают. И я обрадовалась. Так и не попробовала. Но уехал Димка. На мне всегда сказывается это одинаково: какая свобода сразу, Господи, как перестает вдруг почему-то давить на плечи (крест замужества, что ль?), но тут же рядом с свободой нарастает тоска. Невыносимая. Так хоть можно было поговорить с Димкой, просто чтоб он послушал, а теперь вообще уже по нулям — пустота. Потому что дети это не заполнение, а по-другому. И опять поднималось это желание, то острее, то мягче, только что-то лень было пойти и купить сигареты. Какая-то вялость меня охватила, когда дело совсем уж дошло до дела. Я же не знала, какие лучше, какие вкусней.
В то утро я вышла из дома чинить машину. В кои-то веки поставила ее в ракушку, потому что у нее сломали двери и выломали магнитофон, а с открытыми дверями не поставить просто так во двор. Пришлось просить дворника Сашу интеллигентной наружности за 50 рублей. Он сбил мне лед с дверей, я заехала, заперла, но, видно, совсем уже вечером, ночью, кто-то стоял рядом с моим гаражом и курил. Он и она. У него пачка была пустой и отлетела подальше, а она оставила пачку недокуренной, сильно недокуренной, потому что когда я пнула ее ногой, чтоб не валялся возле моей ракушки всякий мусор, из пачки веером разлетелись тоненькие длинненькие белые сигаретки. Это была судьба.
Когда я курила в последний раз, таких красивых и беленьких еще не существовало в природе. Мы курили болгарские «БТ» и считали это за большое счастье Один раз я попробовала и «Мальборо» и подумала — чегой-то их все так хвалят? Мне было 15 лет. Я уже почти не могу вспомнить то время, кажется, ничего хорошего. И тогда-то я курила не так уж много, а главное, жутко картинно, даже когда одна, все равно рисуясь, смотрите, как я страдаю. Потом это кончилось, потому что церковь курение не поощряла. Легко мне было бросать, я и не привыкала. Но это, наверное, как мытарства блаженной Феодоры, которые, говорят, мы все после смерти будем проходить — любой грех оставляет в душе след и за любой ты должен отчитаться. Раз я когда-то курила, значит, это не выветрилось, и надо это теперь по-настоящему преодолеть. Но в том-то и дело, в этот солнечный апрельский день мне стало вдруг удивительно — с какой стати я буду это преодолевать? Это что, грех? Это не грех. У апостолов нигде про курение ни слова. Да мало ли. По сравнению с самоубийством, например, курение это грех или не грех? И потом — вот сейчас попробую наконец, и все, и успокоюсь. Я подняла со снега рассыпавшиеся сигаретки, две штуки, но одна уже успела чуть-чуть намокнуть, и я оставила себе другую, сухую. Понюхала. Отлично пахло хорошей сигаретой. Подержала чуть-чуть губами.
Выгнала машину, закрыла ракушку, поехала с пригорка в переулок. Вот она, белая моя, тоненькая подружка, лежит и кротко ждет меня. Я нажала прикуриватель, подождала. Прикуриватель не выскакивал назад. Вынула, посмотрела. Вместо огненной спиральки — тихая серость. Не работает! Да я ж еду в ремонт, сейчас скажу ребятам, и все. Но я так долго рассказывала мастерам про двери, мы так подробно обсуждали гадких взломщиков-наркоманов, что до прикуривателя дело не дошло. Я забыла. А когда вернулась за машиной назад, было уже неудобно. Хотя, может, это одна секунда — починить в машине прикуриватель. И сигаретка так и лежала между сидениями, под ручником. А что, спичек, что ли, нет в городе? Или, может, перестали продавать газовые зажигалки? Но надо было быстрей домой, отпускать маму, которая сидела с детьми, и глупо как-то останавливаться ради спичек, потом, может, из дома завтра принесу. Мелькнула даже мысль покурить дома, но там дети, никакого кайфа — нет, надо в машине.
Захлопывая дверь, я в последний раз взглянула на свою последнюю надежду под ручником и пошла, веселая, домой. Явно наступала маниакальная стадия. Вечер прошел хорошо. Только два раза я закричала, что в принципе очень мало, только раз бросила детскую кастрюльку об пол, и от нее тут же отлетела ручка. То есть вообще сделать ничего не могут по-человечески — made in China, называется! Но Гриша перевозбудился.
71 
