очень нудно 
33 
— Вы правы, — пришлось согласиться мне. — Хотя это ничуть не приближает нас к разгадке.
— Покуда ни одна из улик не смогла этого сделать, — мрачно заметил Адит. — Ходим кругами…
Вдалеке застрекотал вертолет. Я попытался найти в небе его тень или бортовые огни, но безуспешно. И тут мне пришло в голову еще одно. Если жители Габриэля так склонны к экстремальному спорту, то сколько здесь планеристов? Представились стаи пестрокрылых летунов, парящие среди воздушных потоков над серебряным Узким морем… Однако лицензию планериста в администрации получило всего полтора десятка человек. В сравнении с тысячами альпинистов — кошкины слезы.
— Пока я не поговорю с Новицким, мы ничего больше не узнаем, — вымолвил я, поднимаясь на ноги. Раджпут зашарил вокруг в поисках опоры, и я протянул ему руку.
Всю обратную дорогу мы молчали. Я воспользовался паузой, чтобы еще раз промыть память — чем больший объем информации поступал в мозг, тем чаще приходилось накачиваться химикалиями, чтобы избежать внезапной фуги.
Институт гудел, словно колокол при землетрясении. Каналы данных были забиты до отказа, провода раздувались от потоков информации; даже комфорт-программы не срабатывали, выметенные из загруженной до предела памяти.
— Заработала модель А-привода, — слегка снисходительно объяснил мне рават Адит причину виртуального столпотворения.
Я жадно припал к выжимке из протоколов эксперимента. Действительно, опытный образец аннигиляционного двигателя прожег выхлопом насквозь известняковый холм на полигоне в трехстах километрах от Башни, отработав без перерыва тринадцать с четвертью секунд, и отключился только из-за перегрева фокусирующих катушек: поскольку ни одна модель прежде не выдерживала больше мгновения, излишними сложностями вроде системы охлаждения их не обременяли. Судя по всему, предыдущие опыты кончались неудачей из-за неправильно выбранной модели поведения флазмы в активной зоне: поскольку состояние вещества, в котором плотность лучевой энергии превышает плотность энергии массы покоя, трудно назвать ординарным, упрекнуть ученых в ошибке язык не поворачивался, но, на мой взгляд, сойти с накатанной колеи можно было и пораньше.
С адельфрау Фукс мне связаться не удалось: ее секретарь вежливо сообщил, что доктор принимает участие в «мозговом штурме». Зато охватившая Башню исследовательская лихорадка позволила мне поесть в одиночестве: кафетерий на втором этаже пустовал, невзирая на разгар рабочего дня первой смены. Лишь изредка забегали смурные личности в форменных куртках обслуги, чтобы, нагромоздив на поднос пирамиду закусочных брикетов и прихватив с кухни пачку кофе, вновь умчаться.
Портить брикетами желудок, и без того измученный нерегулярным питанием, я не стал, а заказал овощное рагу с белковыми хлопьями. Мясоедение отходит в историю даже в метрополии, где страны Ядра цепляются за куриные фабрики, пережившие эпидемию «гринписовской чумы», с подачи экологических террористов прицельно поражавшей генженированные породы бройлеров, а Периферия спасается от голода вскормленными грибковой мукой тощими зебу. В большинстве же колоний скотоводство банальным образом не окупает себя. За исключением двух планет из сорока освоенных, земная растительность не может существовать в открытом грунте: либо она биохимически несовместима с або-флорой, либо не выдерживает конкуренции с ней. Для посевов приходится с немалым трудом готовить почву… и место, предназначенное под пастбище, с куда большей эффективностью займет поле картошки или соевых бобов. Исключение составляют рыба, которую можно разводить в прудах, и те же жертвы «Гринписа» — куры, благо и те и другие питаются в конечном итоге пищевыми отходами. Рыба в меню кафетерия значилась, но я имел несчастье поинтересоваться состоянием марикультуры на планете прежде, чем делать заказ. То, что терраформисты выпустили в не до конца засоленные, холодные воды под самым краем полярной шапки, в жизни больше всего походило на помесь крысы с головастиком, и, хотя голограмма в меню выглядела вполне аппетитно, я предпочел не рисковать.
Покончив с десертом, я обнаружил, что заняться мне нечем. С четверть часа я бродил по коридорам нижних ярусов Башни. В глазах встречных полыхал синий огонь, заслоняя зрачки. В рекреациях толклись кучки ученых, погруженных в особенную реальность надстроенного мозговыми имплантатами восприятия. Взгляды устремлялись в пустоту незримых диаграмм, руки указывали на ошибки в невидимых формулах, контуры несуществующих моделей заставляли расступаться.
33 
