Глава 6

Первое, что я сделал, придя в себя, — скосил взгляд на мигающее в углу глаза табло часов. Выходило, что я не так долго провалялся без сознания, от силы четверть часа, но поверить в это было трудно.

Улица погрузилась во тьму. Фонари не горели, и даже зарево авроры померкло испуганно. Сквозь ночную мглу с трудом пробивались звезды — не бледная пыль Млечного Пути, а только самые яркие, но в здешнем небе их было на удивление много, они складывались в контуры непривычных созвездий, и без доступа к банку астрономических данных я не мог распознать даже галактических маяков — далеких блистательных светил, не меняюших яркости от сдвига на жалких полсотни светолет. Между звезд проплывала медленно, но вполне заметно для глаза небольшая, будто погрызенная с краев и очень тусклая луна.

Первым моим побуждением было заглянуть в лос, чтобы выяснить масштаб повреждений электросети, но я вовремя сообразил, что раз энергии нет, то и ретранслятор, скорей всего, обесточен. Связь не работала. Издалека доносился неясный шум, но выделить в нем звуки не могла даже программа распознавания, Я пережил миг абсолютного, недоступного воображению одиночества — в незнакомом городе, на чужой планете, под враждебным небом, готовым обрушить дождь ядовито-зеленых отблесков полярного сияния.

Только потом до меня дошло, что пора запускать самодиагностику.

Против всеобщего предрассудка аугмент мозга не придает своему носителю ни сверхъестественных способностей — тому свидетельством здоровенная шишка у меня за ухом, — ни кибернетического бесстрастия, за которое чаще всего принимают естественную отрешенность человека, больше внимания обращающего на данные с интелтронного процессора, нежели на то, что впрямую улавливают органы чувств. Проще говоря, голова после удара болела зверски. Впрочем, аугмент милостиво сообщил, что кость цела, мозг — если поврежден, то несильно (спасибо за оптимизм), а пост-эффекты снимет инъекция нейюрина. Правда, все остальное тело тоже болело — очевидно, меня упавшего толпа не сочла достойным растоптания, но попинала изрядно. Кажется, треснуло ребро; во всяком случае, кто-то невидимый с садистским упорством всаживал мне финку в печень при каждом вдохе. Придется терпеть. Попутно я проверил запасы медикаментов в аптечке: негусто, если придется долго и насильственно выбираться из этой катавасии, а так — сойдет.

Потом я услышал стон.

Тадеушу Новицкому повезло не так сильно. Возможно, бывшего главаря рискуны боялись меньше; или просто решили сорвать злость на прежнем товарище. Но лежать в такой позе невозможно, если не сломано хотя бы три-четыре кости. Наращенное зрение позволяло мне видеть почти в полной темноте, но ценой красок, блекнувших в лазурном мареве. Поэтому я не мог определить, какого цвета лицо инженера, но судя по отечности и сочащимся черной кровью ссадинам — один сплошной синяк.

И тем более я не мог различить лица склонившейся над раненым женской фигуры.

— Не трогайте! — воскликнул я прежде, чем осечься. У меня не было никакой уверенности, что незнакомка собирается помочь упавшему, и тем более — что ее самаритянство распространится на меня.

— Кто здесь? — Девушка обернулась, пытаясь различить что-нибудь в звездном свете.

Пришлось представиться в очередной раз за этот безумный день. Встроенные часы подсказывали, что с момента прибытия не прошло и суток… а как все изменилось!

  47