очень нудно 
72 
Мы сотни раз поднимались вверх и столько же раз скользили вниз. Всякий раз, поднимаясь к свету, мы клялись себе, что это навсегда. Что войны, голод и нужда навсегда остались за спиной.
А они не за спиной.
Тяжело дыша, Савелий смотрел из-под руки, как со стороны центра города движется вереница милицейских вертолетов. Их было необычно много. Он вообще не предполагал, что в Москве есть столько милицейских вертолетов. Вид гудящей винтокрылой армады вызывал уважение и страх – именно так обычно реагирует русский человек, наблюдая могущество ревущей, слепящей прожекторами, огнедышащей правоохранительной техники. Герц зачем-то стал считать, но сбился на пятом десятке.
Доктор Смирнов не соврал. Москва всерьез готовилась к новой жизни. К арестам и репрессиям. Все вот-вот начнется. Или уже началось. В гиперполисе двадцать пять милиций и полиций, они жестко конкурируют меж собой и оснащены по последнему слову техники. Если дать им полномочия и невзначай закрыть глаза на то, что двести лет назад называлось «перегибы», – все травоядные будут вычислены в несколько суток.
Нужно немедленно выбросить капсулы, решил Герц. Завтра же сказаться больным, доверить журнал Валентине, найти сговорчивых врачей и лечь под капельницу. Очистить кровь. Надо срочно поговорить с Годуновым – пусть гениальный пьяница научит, как завязать с травоедением. Надо прекратить хлебать воду десятками литров. Надо каким-то образом отвыкать от привычки недовольно морщиться, если кто-то загораживает солнце. Надо набить холодильник жирным мясом и жрать только мясо, и ничего, кроме мяса, пять раз в день… И Варвару заставить…
Его тошнило. Очень хотелось пить. Еще больше хотелось проснуться и радостно понять, что сегодняшний день был всего лишь дурным сном. «А книга? – вспомнил он и задрожал в панике. – Священная Тетрадь, где она? Срочно выбросить. Это, впрочем, не поможет. Если храмы и общины травоедов будут разгромлены, все их электронные архивы попадут в руки властей. Каждого обладателя Тетради возьмут на карандаш. Или даже арестуют. Между тем Тетрадь прочитана. Вся. Хуже того – въелась в память, и я готов цитировать ее страницами». Особенно последнюю главу: «Житие апостолов Гавриила и Глеба, а также их сподвижников».
Особенно финал последней главы.
«И пошли, и шли долго, ибо равнины в этой земле просторны, а дороги плохи. И увидели город, и говорили друг другу:
– Вот город городов, самый чистый город, и огромные богатства сконцентрированы тут. Нет лучше места для того, кто желает очищать и концентрировать.
Потом огляделись и сказали так:
– Вот город городов, здесь один созидает, а десять тратят и расходуют. Примкнуть ли нам к тем, кто созидает, или к тем, кто тратит и расходует?
И ответили друг другу:
– Не примкнем ни к тем, ни к другим, ибо и те, и другие не правы. А особенно не прав тот, кто созидает. Ибо терпит вокруг себя тех, кто тратит и расходует, – и, значит, глупец. А какой из глупца созидатель?
И не примкнули ни к тем, ни к другим, а укоренились отдельно и стали расти.
Иные росли молча, выделяя кислород.
Иные стали искать, чем заняться, и решили очищать и концентрировать. И сказали: вот занятие, достойное нас! И улыбались, и призывали всех: очищай и концентрируй!
Очищай и концентрируй, но будь настороже.
Очищенный и концентрированный опиум превращается в героин.
Очищенный и концентрированный труд превращается в бумажки с водяными знаками.
Очищенная и концентрированная любовь превращается в проституцию.
Очищенная и концентрированная воля превращается в убийство.
Очищенный и концентрированный Бог превращается в дьявола.
Все, что можно очистить, очищай. Все, что можно концентрировать, концентрируй. Но однажды умей остановиться.
Нельзя доверять слишком чистому – слишком чистое и есть самое грязное.
Нельзя бесконечно увеличивать концентрацию, ибо концентрируя все, что угодно, – концентрируешь в первую очередь зло».
8
Меньше чем через час после скандала Варвара завернулась в простыню и спокойно заснула. Савелий мысленно упрекнул жену в легкомыслии, но чуть позже упрекнул уже себя. В глупости. Жена поступила правильно. Маленькому существу, зреющему в ее животе, не нужны стрессы.
Сам Герц не стал ложиться. За полночь тихо вышел из квартиры, спустился на семь этажей вниз, присел в первом попавшемся баре. Выпил несколько порций виски. Вокруг пересмеивались дружелюбные полуночники. Кто-то рассказывал о Луне, кто-то с апломбом повторял, что никому ничего не должен, кто-то небрежно вставлял в речь китайские слова, путая мандаринское наречие с кантонским, и какая-то немолодая женщина с голыми плечами и едва прикрытыми веснушчатыми сиськами посматривала из дальнего угла сквозь табачный дым. Когда Герц уперся взглядом в ее жирно подведенные глаза, она не спеша отвернулась.
72 
