очень нудно 
57 
В эту минуту Лева проявил несвойственный ему здравый смысл.
– Девочка, – проговорил он как мог вкрадчиво. – А ты не хочешь показать свой дар нашему… главному купцу? Он тебе еще что-нибудь подарит… и маме твоей, и папе…
Девочка почему-то расхихикалась. Двое старших мальчишек тоже заулыбались, поднимая на ноги своего товарища. Один из них, тот, что посмелее, украдкой отвесил несчастному Порве подзатыльник.
– Ой, какие вы странные, чужеземцы! – профыркала она сквозь смех.
– А что я странного сказал? – удивился Лева.
– Откуда же мне знать, где мой папа? – ответила девочка. – Мама говорит, я самого ат-Бхаалейна дочка, но она у меня хвастунья такая!.. Так что, наверное, кого-то из его родни. А то, может, и забрел какой пришлый эллисейн…
«Дикость какая!» – мелькнуло в голове у Левы Шойфета, смешанное с: «Право первой ночи, все как в учебнике…».
– Ну, откуда же мне знать… – виновато пробурчал он.
– Так откуда бы у нее дар взялся! – объяснил один из мальчишек. – Это же родовой талан Бхаалейнов…
Здравый смысл опять отвесил Леве пинка.
– Так ты покажешь нам свой дар? – повторил он.
– Угу, – кивнула девочка охотно. – Вкусные у вас медовки.
* * *
– Хорошо, – проговорил Степан Кобзев по-эвейнски, одобрительно заглядывая с высоты за ворот рубахи одной из местных молодок.
– Хорошо, – отозвался деревенский староста.
– Товарищ майор, – окликнул Кобзева старлей, – к вам этот… товарищ военный переводчик.
Гэбист оглянулся. Так вышло, что три БТРа перегородили площадь почти пополам, и деревенские оставались со своей стороны, а солдаты – со своей. Отчасти тут виноват был старлей, бдительно пресекавший попытки подчиненных, в особенности неугомонного Ползина, откликнуться на призывы местных девиц, напропалую стрелявших глазками. Мешал и языковой барьер – Шойфет куда-то смылся, и объясняться приходилось на пальцах. Впрочем, сгущенка пользовалась у местного населения таким успехом, что, окажись на месте Кобзева какой-нибудь империалист, он за пару ящиков купил бы все владение Бхаалейн. Как Манхэттен у индейцев.
Лева Шойфет стоял посреди дороги, по которой БТРы въехали в деревню, держа за руку девчонку лет восьми в чистенькой вышитой рубахе. За его спиной опасливо сгрудились трое мальчишек. Лицо переводчика было белее муки, под скулами шевелилось нечто, что на более суровом лице называлось бы желваками. Заметив, что Кобзев обернулся к нему, Лева замахал руками, то подзывая майора к себе, то прижимая палец к губам, то показывая театрально, как вскрывает банку со сгущенкой и наворачивает ее, жмурясь и чавкая.
Кобзев решительно спрыгнул с брони.
– Сержант, вскройте мне еще банку, – приказал он, не оборачиваясь.
Беловский пошипел сквозь зубы. Консервный нож, прихваченный из офицерской столовой, уже затупился, и теперь со сгущенкой куда ловчее управлялся местный бугай, вспарывавший банки, казалось, ногтем.
Когда гэбист подошел к Леве и его странной свите, переводчик уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Что случилось, товарищ Шойфет? – поинтересовался Кобзев.
Лева подергал кадыком.
– Товарищ майор, – выдавил он, – я… выяснил, что такое «эллите».
– И что же? – с напором вопросил гэбист. Лева зажмурился:
– Волшебство.
– Что? – невыразительно переспросил майор.
– Волшебство, – повторил Лева. – Это слово должно переводиться как «волшебство». А «эллисейн» – это волшебник, чародей, кудесник…
– Любимец богов, – с тяжелым сарказмом докончил Кобзев. – Что вы несете, товарищ Шойфет?
Вместо ответа Лева проговорил что-то по-эвейнски, обращаясь к девочке. Та решительно обернулась к троим мальчишкам и ткнула пальцем в самого младшего.
И на глазах у потрясенного Кобзева мальчик оторвался от земли. Его приподняло на добрых полметра; несколько секунд он висел, отмахиваясь, потом так же неторопливо опустился.
– Вот она, – проговорил Лева хрипло, – колдунья. Только маленькая и слабая. Ее дар – поднимать предметы. Один из мальчиков взглядом разжигает огонь. Теперь все понятно. Все, что говорил Тауринкс, обретает смысл.
– Огонь?.. – прошептал Кобзев.
Девочка, перебив его, что-то сердито бросила Леве по-эвейнски. Переводчик, виновато пожав плечами, без спросу отобрал у Кобзева банку со сгущенкой и отдал детворе. Девочка тут же запустила в желтоватую массу пятерню и с наслаждением облизнула.
57 
