очень нудно 
36 
Позже Сергей Майер, рассказывая об этом случае, вспоминал:
"По большому счету, это была неслучайная встреча. Точка для остановки тут самая удобная. Бережок, изба эта. Как бы мы мимо прошли? В общем, смотрим мы с Игорем на эту "веранду", и вдруг видим - ё-мое, да там человек сидит! Метров пятьдесят до него было, не больше. Увидел он нас, медленно повернулся и спокойно полез к себе в избу. Слышу характерный "бряк" - железо стучит! Я тут же карабин поднял с пенька, так, на всякий случай, кто его знает. Смотрю, наш немец тоже не спит, ствол гладит.
А тот вылазит из темноты с чайником в руках. Среднего роста, худющий, щеки втянуты до зубов, сам черный, то ли от загара, то ли от дыма. Как печная труба в линялом камуфляже. Да… Очень уж странный был хлопец. Но это лучше, чем встретить ненормального отшельника, злого на всех и вся. Или зануду с рюкзаком, их я никогда не понимал, это те, кто тупо прет вдаль, лишь бы подальше забраться, мол, там и виды круче, и вода целебней. А цели-то и нет. В общем, старая песня: "Славны бубны за горами!". Но это потом все выяснилось, а в тот момент иностранцы напряглись как-то. Я сам насторожился. Да чего там, и Игорь Лапин напугался".
Тут Сержант врал. Игорь ничуть не испугался, сразу почувствовав д р у г у ю ауру.
Он же произнес первое положенное в таких случаях слово:
- Бог в помощь.
- И вам удачи в пути, - тихим спокойным голосом произнес странный человек, - счастлив с вами познакомиться, господа, меня зовут Олег. Боюсь, вам сюда тоже дорога была непроста.
После чего, как-то странно передвигая ноги, он направился под навес, к кострищу.
- У меня чай есть, прошу…
Друзья представились, переглянулись. Лапин кивнул Сергею на белёсый стол. Судя по крошечному свертку, чая у жителя почти не было. Потом показал немцу и Софи, что бы те пока оставались на месте.
Еще не осознав полностью смену реальностей, тот незримый переход ими фронтира между благополучным куполом цивилизации, пусть это будут лишь "Шерпы" с рациями, и жестким миром дикой природы, Игорь с Сергеем молча смотрели, как Олег пытается колоть дрова. Как падает полено, как валивается из сухой руки топор, а потом как и сам человек начинает медленно падать на бок, пытаясь ухватиться ослабевшей кистью за стойку из неошкуренной лиственницы. Первым все понял Майер, миропонимание профессионального медика позволило ему выделить главное.
- Закрути меня леший… Игорь, да он же тут от голода помирает! - Сержант ловил пульс, приподняв голову аборигена. - Ну да, типичный голодный обморок… Юрген, давай сюда рюкзак, и костер пали в темпе. Костер, говорю тебе, огонь, пламя! И сумку! Софи, сумку мою с берега принесите!
Через пять минут Игорь вскрывал консервы, грел их на сковороде и резал хлеб, наблюдая за тем, как Сержант, вместе с Юргеном перетащив Олега и усадив его спиной к стене хижины, колет ему содержимое ампул из оперативной аптечки. Тот почувствовал, как на лбу выступил пот, пошевелил губами и поднял руку, что бы вытереть, но не удержал. Что-то опять кольнуло - теперь в левое предплечье. Резко повернув голову вбок, он увидел шприц с глюкозой, воткнутый в руку. Тогда он попытался сказать связно, но опять не смог.
- В избе… Сюда его принесите.
Не отрываясь от дела, Майер коротко мотанул светлой прядью, глянул на стоящую в оцепенении канадку. Софи осторожно зашла в темную избу и сразу увидела в сумраке затхлого пространства лежащую на куче веток собаку. Подошел Игорь.
- О, мой бог, - изумленно прошептала она, опускаясь на колени.
Помесь лайки и овчарки. Еще более худой, чем его хозяин, пес тяжело дышал, высунув почти сухой язык. Без всякого труда подняв здоровенного когда-то пса на руки, она легко понесла его к выходу. Тот грустно смотрел на женщину, молчал, но честно попытался лизнуть ей руку. И чуть дергал левой лапой. Софи не выдержала и молча заплакала.
- Еще один пациент. Может, не такой гордый? - уже более бодрым тоном констатировал Сержант. Майер уже вошел в роль, собрался. Работал, одни словом.
Лапин озабочено поднял глаза на друга:
- Охренеть… Этот зверюга сейчас и тушенку-то, пожалуй, есть не сможет, - вполне резонно предположил он.
- Пожалуй… Давай что-то другое.
- Угум. Сгущенку разведу. Чуть теплую, само то будет.
Хотя в небе уже появились просветы, стало темней, наступил предосенний заполярный вечер. Постепенно гасли кроваво-бордовые верхушки горных склонов. Как это часто бывает в предгорьях, потянуло душистым ветерком, еще теплым от солнца, а листва вокруг протяжно зашептала какие-то сплетни. А потом налетел "чинук" - ночной холодный порыв с неприступных вершин плато. По заводи пошла рябь, закачались макушки лиственниц. Но и "чинук" не смог возмутить покоя темных пределов здесь, внизу. Ни зверь, ни птица - никто не подавал голоса. В этой незыблемой тишине Лапину показалось, что он начинает понимать причину неразговорчивости всех, живущих в о т р ы в е.
36 
