20 
– Краслен! – услышал он, едва успев проделать шагов двадцать.
На пороге комнаты, соседней с той, чья дверь захлопнулась с такой ужасной силой, стояла Клароза. Она аккуратно закрыла свою ячейку и тихо, на носочках, приблизилась к Кирпичникову.
– Я все знаю, – серьезно и неожиданно произнела Чугунова.
– Что «все»? – настороженно спросил Краслен.
– Про вас с Бензиной. Я сейчас слышала, через стенку. Давай отойдем. Я должна кое о чем сказать тебе, товарищ Кирпичников.
Кирпичников позволил отвести себя на лестницу. Клароза, как актриса кинофильма, кокетливым жестом пригладила свои стриженные под мальчика волосы, повела плечиками, бросила игривый взгляд из-под ресниц и сообщила:
– Я очень извиняюсь за подслушивание… Просто наш Спартак Маратыч – это я тебе, конечно, по секрету – попросил меня помочь ему. Я девушка весьма передовая, так что он мне доверяет больше всех на предприятии. Просил следить за окружающими, все ему докладывать. И знаешь, что я думаю?! Бензина…
– Почему ты так решила? – оборвал ее Краслен, не дожидаясь конца фразы.
– Эх, Кирпичников! Любовь тебе глаза совсем застит! Я, конечно, понимаю, что наш класс не отрицает, а приветствует естественные свойства человека вроде сексуального влечения и стремления к производству новых пролетариев… Но ведь всем же очевидно, что Бензина – нетипичная особа, с буржуазными замашками! То эта дурацкая окраска, часы в парикмахерской, то нежелание добровольно заниматься помощью на сборке в выходные… Эх, Краслен! Нестойкая Бензина. Слабый у нее характер. Видимо, не может она жить своим умом, как я, к примеру… Поддается буржуазной пропаганде!
– Пропаганде?
– Ну, а чем иначе можно объяснить ее предательство?
– Предательство?!
– Краслен, разуй глаза! Ведь ты же сам заметил, что сегодня, когда все сбежались глянуть на свалившийся станок, Бензины не было! Как закройщице крыльев, ей было сподручнее всего нагадить в швейном цеху!
– Подожди, но…
– А прогулки с этим подозрительным Светпутом? Думаешь, я их не заметила? А то, что ее не было тогда, когда взорвали в сборочном?!
– Тебя же тоже не было…
– Краслен, да как ты можешь?! Я болела, не могла подняться с койки! И потом, все знают, что я очень прогрессивная! Я знаю наизусть все речи руководов на последнем съезде партии, я всегда по-пролетарски одеваюсь, у меня медали «За спасение утопающего» и «За помощь при тушении пожара»!!!
– Ну ладно, ладно…
– Ох, Краслен! Да над тобой же все смеются!
– Все?.. – Кирпичников хотел только подумать это слово, но невольно произнес его вслух.
Верить Чугуновой не хотелось, значительно сильнее не хотелось оказаться дураком, предателем, негодным коммунистом, обманутым влюбленным. Чувства говорили, что Клароза – врунья и сплетница, но разум, трезвый разум, прогрессивное и твердое сознание пролетария заставляло согласиться.
– Мы должны сказать Спартак-Маратычу, – сказала Чугункова. – И немедленно. Сегодня я весь вечер просидела, размышляла, стоит это делать или нет! И только услыхала, как она нелепо обвиняет тебя в том, что ты с ней невнимателен, чтоб как-то оправдаться и отвлечь твое внимание от следствия, – сразу поняла все! Ну? Идем?
– Маратыч уже спит…
– Краслен! Ты что, так сильно любишь эту буржуинку?
Нет, нет, нет, Кирпичников не может быть влюбленным во вредительницу. Он разочарован. Все прошло.
– Маратыч будет только рад тому, что разбудили!
Разумеется. Бензину обезвредят, и опять начнется жизнь – хорошая, веселая, свободная, наполненная пением пластинок, оживленная трансляциями радио и яркая, как лампочка в четыреста свечей. Краслен найдет подругу – нет, с Кларозой он не будет, хоть ей этого и хочется. Есть множество других девчат – красивых, прогрессивных. Расставание, разочарование – с кем такого не случалось? Не случайно Краснострания не признает брачных уз и клятв в вечной верности!
– А если мы не скажем, то Маратыч завтра-послезавтра все равно разоблачит твою Бензину! Тогда все будут думать, будто ты ее пособник. Разве это правильно?! – продолжила Клароза.
Нет, конечно же, неправильно. Совсем несправедливо. А Кирпичников ведь хочет справедливости во всем, разве не так?
– Ну что, идем?
– Идем, – сказал Кирпичников. – Вернее, я один. Я, знаешь ли, и сам уже все понял, сам уже собрался…
И Краслен опять пошел по направлению к семейному району комбината, к той ячейке, где жил начзавком с женой и сыном.
20 
