очень нудно 
52 
– Тем более помалкивай!
Дверь хлопнула.
Когда Лола полезла за какой-то надобностью в большой холодильный шкаф, урчание которого тоже было угрожающим, Кирпичников малодушно закрыл глаза, предпочитая не видеть, что будет извлечено оттуда. Целый час он просидел, не открывая глаз и слушая, как стучит о деревянную доску нож, как шипит масло и как непристойная девка на сцене за стенкой поет: «Хочу миллионера! Ай-яй-яй, хочу миллионера!»
Вскоре в зале стало тихо (очевидно, началось раздевание), а кухня, напротив, наполнилась шумом. Открыв глаза, Краслен обнаружил, что здесь крутятся уже не одна, а четыре женщины, все черноглазые, черноволосые, очень похожие друг на друга. Одна была беременна, за юбку второй цеплялся ребенок, еще трое малышей ползали по полу. Мясо жарилось, тесто раскатывалось, с только что отваренных макарон стекала вода, круглый открытый пирог помещался в электродуховке… Поварихи покрикивали друг на друга. Между собой они общались то по-ангеликански с акцентом, то на каком-то другом, не знакомом Краслену наречии. Понял пролетарий из их речи только то, что белых бывших донов следует разделывать ножом с зеленой ручкой, а черных – их и донами-то, в общем, не назвать, так, человечки – с ручкой желтой. Дальше слушать не хотелось. Да и не до женских разговоров стало ушам Кирпичникова, когда два любопытных карапуза, подобравшись поближе, начали дергать за них что есть силы.
Прошло еще некоторое время. Поварихи закончили свою работу и разошлись, выключив свет. Музыка за стенкой умолкла. Потом свет зажегся снова и Кирпичников увидел на кухне голую девицу, поедавшую куски мяса прямо со сковородки. Это была одна из тех, что раздевались на сцене для публики. Краслена она игнорировала напрочь: безо всякого смущения не только показала все, что можно, но и облизала при нем пальцы.
В третий раз свет включился минут через двадцать после ухода танцовщицы. Несколько мужчин – одни в форме официантов, другие в щегольских полосатых костюмах – возвышались над Красленом, с интересом его разглядывая.
– И чем же ты так навредил этим коммунистам? – спросил самый толстый, самый лощеный из них, обменявшись с родственниками (а прочие, несомненно, были его родней, судя по внешнему сходству) несколькими фразами на родном языке.
Кляп изо рта Краслена не вытащили, так что вопрос, видимо, был риторическим.
– Так сколько, вы говорите, Свинстон пообещал за него?
– Пять тысяч шиллингов, папа, – ответил один из парней.
– Пять тысяч?! И вы взялись за это дело, даже не поторговавшись?! Олухи! Канальи! Вы себя не уважаете!!! – взревел толстяк. – Пять тысяч… Ха! Ха-ха!
– Можно попросить больше, ведь этот тип у нас, и он нужен Свинстону, – вставил один из официантов.
– Пригрозить, что убъем, если Свинстон не даст шесть… семь… десять! – добавил другой.
– Давайте будем отрезать ему по пальцу каждый день, – сказал еще один.
Краслен сидел ни жив ни мертв. Даже затекшие руки и ноги стали казаться ему мелочью.
– У тебя, Луиджи, вечно одни пальцы на уме! – сказал папаша. – Это пошло и давно вышло из моды! Тьфу! Пять тысяч… Олухи… Болваны!!!
– Если хорошо все объяснить этому Свинстону…
– …клянемся, он даст больше!!!
– К черту вашего Свинстона! – заявил главный. – Свинстон захотел его поймать, потому что он враг коммунистов. Ну, а мы дадим ему понять, что семейство Казати достойно большего, чем жалкие пять тысяч шиллингов! И этот Свинстон будет кусать локти, ясно вам?! Пять тысяч, матерь Божья… Мы продадим этого парня коммунистам, раз они так его ищут! Наверняка у них найдется для нас лучшее вознаграждение!
Довольный своей мыслью, папаша оглядел банду и добавил к сказанному несколько непонятных Краслену фраз.
– А кормить его надо? – спросил по-ангеликански один из младших гангстеров.
– Нет, конечно! – фыркнул главный. – Зачем переводить добро на этого типа? День протянет и так, а дальше коммунисты все равно его убьют.
– Можно я его тогда кастрирую, папа? – спросил самый худенький, плюгавенький официантик. – Давно не практиковался. Ему же все равно уже не понадобится…
– Нет!
– Но…
– Нет, я сказал! Что за дурная привычка спорить со старшими?! Ладно, посмотрели на него и хватит, марш отсюда, у нас еще есть дело!
Гангстеры поспешили убраться с кухни. Оставшись последним, папаша еще раз довольно взглянул на Краслена, потом открыл дверь холодильного шкафа и сказал чему-то там, внутри:
52 
