145 
— Больше вопросов не имею, — говорит Уэйд, с ободряющей улыбкой кивает мне и занимает свое место.
Когда вперед выходит Анжела Моретти, я понимаю, кого она мне напоминает. Камышовую кошку. Пантеру — своими черными волосами.
— Мистер Бакстер, все те четыре года вашего брака, когда Зои пыталась забеременеть естественным путем, и все те пять лет лечения от бесплодия вы верили, что из нее получится хорошая мать?
— Разумеется.
— Почему же в таком случае сейчас она недостойна растить ребенка?
— Она ведет образ жизни, который я считаю неправильным, — отвечаю я.
— Скажем, отличный от вашего, — поправляет адвокат. — Тот факт, что она лесбиянка, — единственная причина, по которой вы не видите Зои в роли матери?
— Крайне весомая причина. Господь объясняет в Библии, что…
— Отвечайте «да» или «нет», мистер Бакстер. Это единственный недостаток Зои, который мешает назвать ее хорошей матерью?
— Да, — негромко подтверждаю я.
— Правда ли, что у вас, мистер Бакстер, по-прежнему есть сперма, с помощью которой вы можете оплодотворить еще эмбрионы?
— Не знаю. Меня признали бесплодным, а это означает, что если и могу, то это будет непросто.
— Тем не менее вам не нужны эти эмбрионы. Вы хотите их отдать?
— Я хочу, чтобы у этих детей была самая лучшая жизнь, — отвечаю я. — И в моем понимании это полноценная семья — мама и папа.
— Как известно, вас воспитывали отец с матерью, не так ли, мистер Бакстер?
— Да.
— Тем не менее вы стали спившимся разведенным неудачником, живущим у брата в доме, в комнате для гостей.
Этого я вынести не могу и привстаю со стула.
— Протестую! — кричит Уэйд. — Предвзятое отношение!
— Снимаю вопрос. Если суд отдаст вашему брату и невестке эмбрионы, — спрашивает Анжела Моретти, — кем будете вы?
— Я… буду дядей.
— Да? А как же вы будете дядей, если являетесь для них биологическим отцом?
— Это что-то вроде усыновления. — Я заметно нервничаю. — Я имею в виду, это и есть усыновление. Рейд станет отцом, а я дядей.
— Следовательно, вы собираетесь отказаться от своих родительских прав, когда родятся эти дети?
Бен Бенджамин говорил: что бы я ни подписал, в любой момент повзрослевшие дети смогут найти своих настоящих родителей. Я озадаченно смотрю на своего адвоката, сидящего за столом.
— Мне показалось или вы намекнули, что я не смогу этого сделать?
— Вы хотите, чтобы эти эмбрионы выросли в традиционной христианской семье? — спрашивает она.
— Да.
— При этом вы просите, чтобы суд отдал их биологическому отцу, которого они будут называть дядей и который живет на первом этаже в доме родителей, которые их растят? Разве это похоже на традиционную христианскую семью, мистер Бакстер?
— Нет! Я хотел сказать, да…
— Так нет или да?
Ее слова словно пули. Хоть бы она говорила не так быстро. Пусть дала бы мне время подумать.
— Это… это семья…
— Когда вы порождали с Зои эти эмбрионы, в тот момент вы хотели растить этих детей вместе с ней, верно?
— Да.
— Более того, Зои до сих пор готова, хочет и может забрать эти эмбрионы и вырастить их как своих детей. С другой стороны, вы ретировались.
— Я не ретировался.
— Это она подала на развод или вы?
— Я. Но я оставил свою жену, а не детей…
— Нет, конечно, их вы только собираетесь отдать, — говорит Анжела. — Вы также свидетельствовали, что в промежуток между разводом и днем, когда Зои пришла к вам, чтобы поговорить о судьбе эмбрионов, вы о них даже не вспоминали?
— Я не это хотел сказать…
— Но сказали именно это. Что еще вы сказали, но говорить не хотели, мистер Бакстер? — Она делает шаг ко мне. — Что вы довольны, что отдадите эти эмбрионы брату, а сами займете место стороннего наблюдателя в их воспитании? Что вы полностью изменились? Что вы раздули весь этот процесс лишь для того, чтобы отомстить бывшей жене, чей новый образ жизни заставляет вас чувствовать себя ущербным?
— Протестую! — ревет Уэйд, но к тому времени я уже взвился со стула, меня трясет, лицо покраснело, а за зубами накопились сотни злых ответов.
— Больше вопросов не имею, мистер Бакстер, — улыбается Анжела Моретти. — Достаточно.
Уэйд просит объявить перерыв, чтобы я смог взять себя в руки. Я покидаю зал суда под аплодисменты баптистов церкви Вестборо. Я чувствую себя грязным. Одно дело — возлюбить Иисуса всем сердцем, и совсем другое — протестовать за пределами храма, потому что веришь, что евреи убили твоего Спасителя.
145 
