очень нудно 
124 
– Шэй, я понимаю, как вам тяжело и как неуверенно вы себя чувствуете в этой обстановке, – сказала я. – Но я бы хотела, чтобы вы выслушивали мои вопросы и отвечали на них. Вы в детстве ходили в церковь?
– Не всегда. Иногда я вообще никуда не ходил – только прятался в шкафу, чтобы меня не побили другие дети или мой приемный папаша, который поддерживал порядок металлической щеткой. Да уж, беспорядка не было, полный порядок у нас был. Вся эта система опекунов и приемных родителей – полная ерунда. Ни хрена они не «опекают» – только пекутся, как бы побольше денежек урвать у государства…
– Шэй! – В глазах у меня заблистали молнии – предупредительный знак. – Вы верите в Бога?
Этот вопрос почему-то его угомонил.
– Я знаю Бога.
– Расскажите об этом.
– В каждом человеке есть частица Бога… И частица убийцы тоже. И только по ходу дела выясняется, какая часть победит.
– И какой же он – Бог?
– Он как математика, – сказал Шэй. – Как уравнение. Только если все вычесть, получится не ноль, а бесконечность.
– А где живет Бог, Шэй?
Он подался вперед и, с металлическим звоном подняв руки, указал себе на сердце.
– Здесь.
– Вы сказали, что в детстве порой ходили в церковь. Тот Бог, о котором вам рассказывали тогда, – это тот же Бог, в которого вы верите сейчас?
Шэй безразлично пожал плечами.
– По какой дороге ни пойдешь, вид везде открывается одинаковый.
Я была на девяносто девять процентов уверена, что уже слышала эти слова – на уроках йоги, которые посещала до того, как поняла: гибкость моему телу не свойственна вообще. Я не верила своим ушам, когда Гринлиф запротестовал на том основании, что цитата из Далай Ламы не равносильна ответу на вопрос. С другой стороны, поверить своим ушам я все же могла. Чем больше Шэй говорил, тем безумнее казался. Сложно воспринимать всерьез претензии человека, у которого в голове такая каша. Шэй рыл могилу для нас обоих.
– Если судья приговорит вас к казни через смертельную инъекцию и вы не сможете стать донором, это огорчит Бога? – спросила я.
– Это огорчит меня. А значит – да, и Бога тоже.
– Тогда, – продолжала я, – почему ваш благородный поступок должен порадовать Бога?
Он улыбнулся мне той улыбкой, которую обычно видишь на фресках с ликами святых и после завидуешь, что не знаешь их секрета.
– Мой конец, – сказал Шэй, – это ее начало.
У меня еще оставались вопросы, но, честно признаться, я боялась ответов Шэя. Он уже перешел к загадкам.
– Спасибо, – сказала я и села на место.
– У меня есть вопрос, мистер Борн, – вступил судья Хейг. – О странных происшествиях в тюрьме уже слагают легенды. А вы сами верите, что творили чудеса?
Шэй поглядел на него.
– А вы?
– Извините, но в зале суда разговоры так не строят. Я не имею права отвечать на ваши вопросы, а вы на мои – обязаны. Так что же, – повторил судья, – вы действительно считаете, что творили чудеса?
– Я просто делал то, что должен был делать. Можете называть это как угодно.
Судья покачал головой.
– Мистер Гринлиф, ваша очередь.
Внезапно в заднем ряду поднялся мужчина. Он расстегнул куртку – и все увидели яркие цифры 3:16 у него на груди. Он сипло завопил:
– Ибо Господь настолько любил мир, что отдал единственного Сына…
В этот момент его подхватили подоспевшие приставы и потащили к выходу под зоркими взглядами телекамер.
– Единственного Сына! – надрывался мужчина. – Единственного! А ты попадешь в ад, как только твои вены накачают…
Дверь захлопнулась, и в зале воцарилась абсолютная тишина.
Удивительно, что этот псих вообще попал внутрь: на входе всех проверяли и обыскивали. Однако оружием его была фундаментальная ярость праведника, и сейчас я уже не могла понять, кто в итоге выглядел глупее – он или Шэй.
– Что ж, – сказал Гордон Гринлиф, направляясь к Шэю, который снова взгромоздил закованные руки на поручень. – Значит, вы единственный последователь своей религии, так?
– Нет.
– Нет?
– Я не исповедую никакой религии. Из-за религии рушится мир – вы же сами видели этого парня, которого вывели из зала. Вот что делает с людьми религия. Она тычет пальцем. Она развязывает войны. Раскалывает страны. Религия – это удобрения, на которых растут стереотипы. Религия не учит святости – только ханжеству, – резюмировал Шэй.
124 
