87 
«Мы вошли в храм с Одри, уже было полно народа… Поэтому мы разместились рядом со входом, на скамейках… Затем на кафедре появился настоятель Хиллер… Что он говорил? Кажется, о любви к Богу: чем больше ты любишь Бога, тем больше ему отдаёшь. Но было что-то и ещё… Помню, меня охватило странное чувство, будто я воспарил под своды храма с ангелами и они пели прекрасными голосами…»
Неожиданно Курта осенило: «Да, да, именно так оно и есть! Но необходимо всё проверить!»
* * *
Курт направился на центральную площадь Мюльхаузена: вот он – храм Святой Каталины, стоит во всей красе. У него ёкнуло сердце, но, превозмогая появившееся чувство тревоги, он вступил под своды готического храма и проследовал внутрь.
Курт подошёл к исповедальне. Неожиданно появился настоятель Хиллер, лицо его озаряла слащавая улыбка.
– Вы желаете исповедаться, сын мой?
– О да! Очень желаю…
– Тогда прошу вас в исповедальню.
Курт и Хиллер заняли надлежащие им места.
– Святой отец, – начал майордом, – я грешен.
– Да, сын мой… Увы, все мы грешники на этой бренной земле. Поведай мне, что тяготит тебя… Открой мне свою душу, я помогу тебе и избавлю от мук совести. Ты искупишь свои грехи, и тебе станет легче… Душа твоя воспарит под небеса, и ты познаешь чистоту помыслов и услышишь глас Божий!
Курт почувствовал, как сознание его уплывает, и его охватывает необъяснимое чувство. Ещё немного – и он был бы готов снова рассказать настоятелю обо всех грехах молодости, да ещё во всех ужасающих подробностях.
Курт приготовился к исповеди весьма обстоятельно. Опыт прошлой исповеди, когда он не помнил, что именно рассказывал настоятелю, не повторится. Курт извлёк валет[64] из пряжки своего роскошного кожаного ремня, отделанного серебряными бляхами, и вонзил в руку со всей силы. Рукав его атласной куртки обагрился кровью, но резкая боль сразу же вернула его к реальности.
Майордом словно очнулся, его разум освободился от вкрадчивого шёпота Хиллера, и с глаз спала пелена. Он вновь услышал:
– Говори мне всю правду, сын мой. Я помогу тебе и избавлю от мук совести, – вещал настоятель.
Кровь струилась по рукаву Курта и капала на бархатное сидение исповедальни. Боль позволила майордому сосредоточиться на том, ради чего он пришёл в храм.
– Да, святой отец, я готов очистить свою совесть. Что я должен сделать?
– Всё просто, сын мой. Возьми кинжал и убей фрайшефена Эрика фон Брюгенвальда, а затем и сам сведи счёты со своей никчемной жизнью.
– Я сделаю всё, как вы велите, святой отец! – сказал Курт и покинул исповедальню.
* * *
Тюремный палач, которому была вверена на попечение Ванесса Дальмерштадт, оказался бессилен при всей своей безупречной репутации. Как он ни радел, Ванесса не созналась в убийстве Одри. Как и положено, палач руководствовался указанием фрайшефена Брюгенвальда и применял к женщине только регламентированные пытки. Но, увы, при помощи столь мягких средств никого не разговорить! Уж в этом палач был уверен!
Писарь тщательно фиксировал всё, что говорила Ванесса, и более того, он настолько был ответственным за своё дело, что дополнял запись сведениями о движениях и поведении обвиняемого.
Фрайшефен сидел в кресле около камина в доме бургомистра, тщательно изучая материалы допроса. Сомнения обуревали его: «Ванесса выдержала регламентированные пытки – стало быть, она не виновна. Неужели кристалл ведьмы сыграл со мной злую шутку? Поистине, дьявольская вещица! Кристалл просто опасен!»
В зал вошёл Курт.
– Мой господин, прошу вас, выслушайте меня!
– Курт! Что случилось? – фрайшефен рассеяно посмотрел на своего майордома, но тут же взгляд его поменялся и стал жёстким – он заметил кровь на рукаве куртки. – Говори! На тебя напали?
– Нет, господин. Всё гораздо сложнее и запутаннее.
– Тогда постарайся распутать и объяснить мне.
– За этим я и пришёл, господин. Вы позволите…
– Говори, не медли! – приказал фрайшефен.
– Так вот… Настоятель Хиллер воздействует на умы горожан. Отсюда и богатство храма Святой Каталины. Если вы помните, мой господин, – храм стоял полуразрушенный, да и Тюрингия придерживалась учения вальденсов. А что же теперь?!
Фрайграф кивнул в знак согласия:
– Продолжай, Курт!
– Теперь храм процветает, а с ним и настоятель Хиллер! Он читает проповеди и они, поверьте мне, весьма опасны! После них люди сами отдают все деньги. Я же отстегнул целый кошель серебра и передал клирику храма! Да не в этом суть дела! Я понял, что Хиллер охотится за вами, мой господин! Он специально убил Одри. Возможно, не сам, а приказал кому-то!
87 
