Риккардо снова повторил, что пришёл с миром и показал ружьё. Гуарани охватил неподдельный восторг, ибо огнестрельное оружие являлось пределом их мечтаний.
Наконец Риккардо проводили в самый просторный дом, обиталище почтенного кацика Тимауке. Хозяин встретил гостя сидя на плетёной циновке. Испанец бросил на кацика беглый взгляд, индеец сразу же ему не понравился. Полноватый, скуластый, с маленькими заплывшими глазками, он чем-то напоминал дикого поросёнка выбежавшего из сельвы.
Однако Риккардо почтительно поклонился и сказал:
– Я пришёл к тебе с миром и принёс десять ружей.
Тимаука вперил свои поросячьи глазки в гостя.
– Ружья заряжаются порохом? – тотчас уточнил он.
– Да, кацик…
Тот, выражая удовлетворение ответом, кивнул.
– Садись, – Тимаука сделал приглашающий жест рукой. Мендоса опустился на циновку, лежавшую напротив кацика. – Расскажи, что привело тебя в моё селение…
– Дело, благодаря которому ты можешь получить богатую добычу и ещё с десяток ружей. – Без обиняков признался Мендоса.
Кацик был отнюдь не глуп, он сразу же догадался:
– Ты хочешь кого-то убить…
– Энкомендеро, который отнял у меня любимую девушку.
Кацик усмехнулся.
– Странно об этом слышать от испанца… Ты христианин хочешь убить себе подобного. Хорошо, если я избавлю тебя от этого человека, что получу взамен?
– На корабле, который покинет крепость и отправится в Асунсьон, будет много красивой одежды и домашней утвари, а также золота, возможно, испанских реалов. Мне нужны лишь женщины. Мужчин ты можешь убить…
Кацику понравился ответ гостя. Давно он не убивал испанцев, пришедших на его землю.
– Если доставишь женщин в условленное место целыми и невредимыми, я дам тебе двух лошадей в полной упряжи.
Кацик задумался. Предложение испанца было весьма заманчивым…
* * *
Через несколько дней, едва забрезжил рассвет, Алонзо дель Гарсия и его дочь Джованна в сопровождении дуэний, прислуги, телохранителей и небольшого вооружённого отряда покинули асьенду и отправились в направлении Энкарнасьона.
Когда церковные колокола отзвонили терцию, кортеж энкомендеро миновал крепость. В небольшой бухте, что в пол-льё от неё на якоре стояло небольшое торговое судно «Viento de cola»[96], готовое отправиться вниз по течению Параны по приказу дона Алонзо.
… Риккардо Мендоса, поднявшись на сторожевую башню, правым глазом прильнул к подзорной трубе, наблюдая на расстоянии, словно хищник, за своей жертвой. Он видел, как домочадцы дона Алонзо, в том числе и Джованна погрузились в лодки и направились к судну.
Когда двое телохранителей помогали девушке подняться по трапу, его охватила нервная дрожь.
– Грязные полукровки и вы смеете дотрагиваться до неё! – возмущённо воскликнул он, совершенно забыв, что Джованна точно такая же креолка, как и телохранители отца.
Наконец люди и многочисленные сундуки со скарбом благополучно погрузились на корабль. Капитан отдал приказ поднять якорь…
Риккардо с башни наблюдал, как набежал viento de cola, надув паруса, и судно заскользило вниз по течению, постепенно набирая скорость.
– Это будет твоё последнее путешествие, Гарсия… – прошипел Мендоса, опустив подзорную трубу. А затем злорадно засмеялся.
* * *
Корабль, на котором Диего де Торрес и его подопечные покинули Асунсьон, приближался к намеченной цели. До Асунсьона оставался день пути.
Смеркалось…
Капитан корабля приказал бросить якорь. Иезуиты погрузились в небольшую шлюпку и достигли берега, дабы ощутить твёрдую почву под ногами, развести костёр и приготовить ужин.
Корабль был битком набит колонистами, места всем хватало с трудом, поэтому иезуиты предпочитали на ночь спускаться на берег. И на сей раз они решили поступить точно также.
Пока несколько братьев, отличавшиеся хозяйственной хваткой, хлопотали около походного котелка, готовя ужин, Антонио и Фернандо решили немного пройтись вдоль берега. Они не заметили, как удалились на изрядное расстояние.
Неожиданно сквозь сгущавшиеся сумерки, Антонио увидел очертания плота, прибитого течением к берегу.
– Что это?.. Смотри… – обратился он к Фернандо.
– Похоже на плот… И кажется на нём кто-то есть…
Иезуиты знали, что здешние места были дикими и гуарани не всегда отличались «гостеприимством» по отношению к колонистам и потому поспешили к плоту. Каково же было их удивление, когда они увидели на нём человека.