очень нудно 
35 
— А…
Линли знал, что Дебора больше ничего не скажет, и не потому, что ей до сих пор больно было говорить о смерти матери — в конце концов, Деборе было всего семь лет, когда это случилось, — но из-за самого Линли, из-за того, о чём мог ему напомнить такой разговор.
— Но он в любом случае вернётся завтра, — сказала Дебора. — А пока мои кулинарные страсти достаются бедняге Саймону. Он тебе нужен, кстати? Он только что поднялся наверх.
— Мне нужны вы оба. А что ты готовишь?
— Пастушеский пирог. Картофельное пюре из пакета. Знаешь, картошка есть картошка, правда? Зачем её чистить? И ещё готовлю брокколи. Средиземноморский стиль. Всё плавает в оливковом масле и тёртом чесноке. И ещё листовой салат, тоже плавает в оливковом масле с чесноком. Останешься? Ты просто должен. Даже если всё ужасно, ты можешь соврать и сказать, что вкуснее только амброзия, да и то вряд ли. Я пойму, что ты врёшь, конечно. Я всегда вижу, если ты врёшь. Но это неважно, потому что, если ты скажешь, что всё прекрасно. Саймону придётся сказать то же самое. Ах да, ещё и пудинг имеется.
— Это, пожалуй, решающий фактор.
— Ну вот видишь? Я знаю, что ты врёшь, но готова подыграть. Потому что на самом деле это французский домашний пирог, фруктовый.
— Слепленный из высохших печений или чего-то в этом роде?
Дебора засмеялась.
— Очень остроумно, лорд Ашертон. Так ты остаёшься или нет? Кстати, в пироге яблоки и груши.
— Да разве я могу отказаться? — Линли посмотрел на лестницу, ведшую наверх. — А он?..
— Он в кабинете. Поднимись туда. Я к вам подойду, как только выясню, что там у меня происходит на плите и в духовке.
Линли поднялся по лестнице, наверху он прошёл по коридору к кабинету. Он слышал голос Саймона Сент-Джеймса, доносившийся из кабинета в передней части здания. Кабинет был устроен в бывшей гостиной, и теперь вдоль трёх его стен от пола до потолка высились книжные стеллажи, а четвёртая была отдана под фотографии Деборы. Когда Томас вошёл в комнату, его друг сидел за письменным столом, и по тому, как тот, говоря по телефону, наклонял голову и дёргал себя за волосы, Линли понял: у друга возникли какие-то проблемы.
Сент-Джеймс говорил:
— Я именно так и думал, Дэвид. Я и сейчас так думаю. В том, что касается меня, это тот ответ, которого я ищу… Да, да. Я это полностью осознаю… Я поговорю с ней ещё раз… Сколько времени, если точно?.. Когда бы она хотела нас видеть?.. Да, понимаю. — Он вскинул голову, увидел Линли, кивнул в знак приветствия и сказал: — Ну ладно. Наилучшие пожелания матушке и твоей семье.
И повесил трубку. Из его последних слов Линли понял, что Сент-Джеймс разговаривал со своим старшим братом Дэвидом.
Сент-Джеймс неловко поднялся, опираясь на край стола, чтобы облегчить себе задачу, поскольку его нога уже много лет не действовала должным образом, и, поздоровавшись с Томасом, направился к столику на колёсиках, стоявшему у окна и загруженному напитками.
— Виски — это то, что надо, — сообщил он Линли. — Побольше, чем обычно, и безо льда. А тебе что?
— То же самое. Что, какие-то неприятности?
— Мой брат Дэвид нашёл в Саутгемптоне некую девушку, которая хочет отдать на усыновление своего ребёнка, и можно заключить частное соглашение через адвоката.
— Но это прекрасная новость, Саймон! — сказал Линли. — Ты должен быть в восторге, ведь вы так долго этого ждали.
— При других обстоятельствах — да. Это нечто вроде неожиданного дара. — Он откупорил бутылку «Лагавулина» и налил в стаканы виски на добрых три пальца в каждый. Линли молча вскинул брови, когда Сент-Джеймс подал ему стакан. — Мы это заслужили. По крайней мере, я заслужил, но думаю, что и ты тоже.
Он указал на кожаные кресла перед камином. Кресла были потёртыми и скрипучими, и в них было удобно сидеть развалясь и не спеша напиваться.
— Так что там с обстоятельствами? — спросил Линли.
Сент-Джеймс бросил взгляд в сторону двери, явно намекая на то, что весь разговор должен остаться между ними.
— Мать хочет открытого усыновления. И чтобы не только она сама участвовала в жизни ребёнка, но и его отец — тоже. Ей самой — шестнадцать. Отцу — пятнадцать.
— О!.. Понимаю.
— Дебора, само собой, не хотела бы делиться своим ребёнком.
— Её нельзя не понять, не правда ли?
Сент-Джеймс кивнул и продолжил:
— И, уж конечно, она не хочет делить малыша с двумя подростками. Говорит, что это всё равно что усыновить сразу троих вместо одного. Кроме того, у них обоих большое количество родни, и все, конечно, будут совать нос в дела…
35 
