Камбрия, Милнторп

Линли встретился с Саймоном и Деборой в баре при их гостинице. Сидя над стаканчиками довольно посредственного портвейна, они обменялись добытой информацией. Линли обнаружил, что Сент-Джеймс размышлял в том же направлении, что и он сам. Им нужно было достать из воды упавшие туда камни, и Саймон должен был как следует их осмотреть. Сент-Джеймс сказал, что он не прочь был бы осмотреть заодно и сам лодочный дом, но не знает, как это устроить, не раскрыв свои карты.

— Осмелюсь предположить, они всё равно будут раскрыты, — сказал Линли. — Я не уверен, как долго я смогу изображать праздное любопытство ради выгоды того, за кем, возможно, следует наблюдать. Кстати, жена Файрклога всё знает. Он ей рассказал.

— Это немного облегчает дело.

— Да, относительно. И я с тобой согласен, Саймон. Нам необходимо, чтобы ты изучил лодочный дом, и причин к тому много.

— Почему именно? — задала вопрос Дебора.

Цифровая камера лежала перед ней на столе рядом со стаканчиком портвейна, в сумке с ремнём через плечо имелся ноутбук. Она, как то видел Томас, очень серьёзно отнеслась к своей роли в их маленьком расследовании. Линли улыбнулся ей, впервые за много месяцев радуясь присутствию давних друзей.

— Ян Крессуэлл не пользовался лодкой регулярно, — пояснил он. — А вот Валери Файрклог выходила на озеро по нескольку раз в неделю. И хотя шлюпка действительно оказалась привязанной там, где расшатались камни причала, это не было постоянным местом данного судна. Обитатели поместья, похоже, швартовали лодки там, где имелось свободное место.

— Но кто-то мог, видя это свободное место, расшатать камни, пока Крессуэлл находился на воде, так? — предположила Дебора.

— Тогда этот кто-то должен был находиться в доме как раз в тот момент, — сказал её муж. — А Николас Файрклог был там тем вечером?

— Если и был, никто его не видел. — Линли повернулся к Деборе: — А какое у тебя впечатление от Файрклогов?

— Он кажется безупречно милым. А его жена по-настоящему прекрасна, Томми. Даже вообразить не могу, как она должна действовать на мужчин, но думаю, она и монаха-цистерцианца заставила бы отказаться от обетов, причём без особых усилий.

— Могло быть что-то между ней и Крессуэллом? — поинтересовался Сент-Джеймс. — А Николас, например, об этом узнал?

— Вряд ли, тот ведь был гомосексуалистом, — возразил Линли.

— Или бисексуалом, Томми!

— И там есть кое-что ещё, — продолжила Дебора. — То есть на самом деле две вещи. Может, всё это и неважно, но если хотите знать, что меня заинтересовало…

— Я хочу, — быстро сказал Линли.

— Тогда вот что: у Алатеи Файрклог есть журнал «Зачатие». Из него вырвано несколько страниц, в конце, и мы могли бы взять тот же номер и проверить, что же там было. Николас говорил мне, что они стараются сделать ребёнка.

Сент-Джеймс поёрзал на месте. По выражению его лица было видно, что журнал для него ничего не значит и что он ни для кого не может иметь значения, кроме Деборы, чьи переживания на тему зачатия вполне могли исказить её суждения.

Линли видел, что Дебора без труда прочитала мысли своего мужа, как и он сам их прочитал, потому что она сказала:

— Ко мне это не имеет отношения, Саймон. Томми ищет что-нибудь необычное, вот я и подумала… Что, если наркотики лишили Николаса возможности продолжить род, но Алатея не хочет, чтобы он об этом знал? Врач мог сказать об этом ей, но не ему, ему он мог солгать ради самолюбия Николаса, чтобы он не сорвался снова. И что, если она, узнав, что Николас не может дать ей ребёнка, попросила Яна поучаствовать в этом процессе… ну, вы меня поняли.

— Чтобы всё осталось в семье? — спросил Линли. — Ну, тут возможно что угодно.

— И ещё вот что, — продолжила Дебора. — Некий репортёр из «Сорс»…

— Ох, боже…

— …приезжал к ним четырежды, якобы работая над статьёй о Николасе. Четыре визита — и никакого результата, Томми! Это мне рассказал один из участников проекта «Миддлбэрроу-пеле».

— Если это действительно «Сорс», то они почуяли грязь на чьих-то подошвах, — заметил Сент-Джеймс.

  78