24 
Совсем скоро ребята стали замечать, что поручения становились все пустяшнее и пустяшнее, словно их держали не за младших товарищей, а за мальчишек из подворотни, которых можно вот так вот походя отослать за табачком, так как самому пройти пару десятков шагов вроде как и лень, и зазорно. А ведь прошло только два дня. Поэтому парни сговорились: если не по делу, то игнорировать такие просьбы. Чай, не баре.
– Дядь Антон, дак вон он, дядька Семен, сами-то чего не сходите? – наконец пожав плечами, ответил парнишка. Договориться договорились, но моряк-то и возрастом постарше, так что уважение он решил соблюсти.
– Я че, салага, спросил тебя, где Семен, или велел принести табаку? – построжавшим голосом и недовольно нахмурив брови, бросил матрос по имени Антон.
Малкин, акустик с «Росича», растерялся от того тона, которым заговорил старший. Оно понятно, сирота приютская, но почтение к старшим им внушалось строго-настрого, и не только в прежнем приюте, но и в Магадане. Чего это он так разозлился, вроде и не грубил ему, просьба пустяшная, а он эвон как взъярился?
– Осади, дядь Антон, – раздался голос со стороны, и, обернувшись на него, матрос увидел такого же юнгу, разве в плечах покрепче, но тоже малец. – Чего он, Васька?
– Дак табачку попросил принесть, – почувствовал небывалое облегчение Малкин при появлении друга.
– Попросил или велел? – нахмурился Вахрушев. Ох уж эти миноносники, ну чистые старшаки в приюте.
– Считай, что и велел.
– Сам сходит.
Матрос ошалело наблюдал за этим диалогом – он никак не ожидал такой наглости. Вот как появились эти юнги, так их все и гоняли и в хвост и в гриву, никому они и слова поперек не сказали, а тут поди ж ты, раздухарились. Ну, братушки, не обессудьте. Антон поднялся и, напыжившись, сделал первый шаг к парнишке, что поздоровее.
– Дядь Антон, осади, не то оба под арест пойдем, а ты еще и битым. Оно тебе надо? – все же постарался решить дело миром Сашка, вот только слова он для этого нашел не те. Ну никак это не могло остановить Антона, а вот подзадорить лишок – это пожалте, это сколько угодно.
Что произошло дальше, Антон так и не понял. Парнишка был не маленьким, да только и он жизнью битый. Вот не ожидал он, что его как кутенка ткнут носом в песок, едва он ухватит парнишку за отворот. Все же ребяток учили в приюте не только морской науке – постоять за себя тоже нужно уметь, а прошедший сквозь приютские реалии Вахрушев очень серьезно относился к этим занятиям: больно ему не понравилось ходить битым. Рассвирепевший матрос тут же оказался на ногах и ринулся на парня – теперь уже он не собирался просто преподать назидательный урок, теперь он хотел растоптать наглого мальчишку. Вот только что-то не заладилось сегодня. Сокрушительный удар прошел отчего-то мимо, не встретив лица противника там, где ему положено было быть, а его бок взорвался болью, высекающей слезы.
– Дядь Антон, осади, – уже угрожающе произнес Сашка, находясь в боевой стойке перед переломившимся пополам, роняющим тягучую слюну и стонущим матросом. Получить в печень – то еще удовольствие, а рука у Сашки тяжелая.
– Отставить!
Услышав этот голос, Сашка вздрогнул и тут же вытянулся по стойке «смирно». Ох, что сейчас будет. Это ж надо, дядька Федор. Ну все, теперь достанется так, что приходи кума любоваться.
– Вахрушев, что тут произошло?
– Господин унтер-офицер, дядька Антон…
– Матрос Зубаткин, – с некой ленцой перебил юнгу унтер.
– Так точно, матрос Зубаткин велел юнге Малкину принести ему табаку, а сам при этом ничем занят не был. Я и сказал ему, что он и сам может сходить.
– А потом, стало быть, сразу в морду, чтобы дошло лучше?
– Никак нет. Это он…
– Я видел другое.
– Так это потом, а поначалу он первый… – Голос парнишки все же дрогнул.
Вот стоит он навытяжку и правым себя считает, и не виноват он, что матрос на него полез в драку, и поди докажи. В голосе его уже были слышны практически рыдания, твердый ком наконец сковал горло так, что и ни слова из себя не выдавить, и дышать трудно. Обидно ведь.
– Иди на корабль, Вахрушев.
Сашка в ответ не смог произнести ни слова, только руку бросил к бескозырке и, резко развернувшись, размашистым шагом направился на «Росич». Это тут дядька Федор ни слова не сказал – не любил он при посторонних выговоры ребятам устраивать, ну если не допекут, да и то сдерживался. Вот вернется на корабль – тогда и аукнется юнге Вахрушеву. А за что? Разве он виноват? Обидно.
24 
