52 
— Я прекрасно понимаю вас, также понимаю и Джейка, но больше всего переживаю за Роберта.
— Вы должны согласиться, что ему необходима мать.
— Но я знаю, что мать однажды уже причинила мальчику боль.
Как быстро меняется настроение этой женщины. Сначала на лице был триумф, потом испуг, а теперь негодование.
— Зачем ворошить прошлое? Я изменилась, и теперь я здесь.
— И все же мне кажется, что для всех нас будет лучше, если вы согласитесь с предложением Джейка.
Лицо Оливии покрылось красными пятнами, глаза засверкали.
— Да как вы смеете советовать мне, матери ребенка?
— Смею, потому что забочусь о благополучии и здоровье Роберта.
— Неужели я об этом не забочусь? Вы делаете из меня какого-то монстра!
— Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Сейчас я объясню. У Роберта, как у любого из нас, есть свои страхи. Знаете ли вы, что угнетало вашего сына, с тех пор как вы ушли? Мальчик считал, что это он стал причиной вашего ухода.
— Ну и что такого? Вполне нормальная реакция. — Оливия закурила очередную сигарету.
— Нет, вы не дослушали. Роберт очень переживал, он считал, что он очень глуп. И прозвище, которое вы ему дали — «Глупый Роб», — убеждало его в этом. Ребенок постоянно жил в страхе, что и отец уйдет от него, как это сделали вы.
Глядя на Оливию, Николь сама чуть не расплакалась.
— Я не думаю, что вы со зла так называли Роберта или действительно так считали. У взрослых, когда они рассержены на детей, часто срываются обидные слова, о которых потом они-то забывают, но детям эта оценка западает в память, они так и оценивают себя. Но факт остается фактом. Я собственными глазами видела, что сделали с Робертом ваши слова и ваше бегство.
Оливия, нервно сломав в пепельнице сигарету, взяла сумочку, встала.
— Я не хочу, чтобы все эти люди видели мои слезы.
— Я провожу вас. — Николь тоже встала и прошла за Оливией на улицу.
Когда женщины подошли к черной машине, Николь сказала:
— Оливия, вы очень нужны Роберту, а он очень нужен вам. Что касается Джейка, то он хочет быть уверен, что его сыну ничего не грозит. На мой взгляд, единственный выход — согласиться на предложение Джейка.
— Интересно, а что хотите вы?
— Я хочу заботиться о тех, кого люблю, — не задумываясь ответила Николь.
— Вы любите Роберта? Я поняла правильно? — с горечью спросила Оливия.
— Люблю, но никогда не смогу стать его матерью.
Оливия пристально посмотрела на Николь и вдруг призналась:
— А знаете, я считала вас слабее.
— Я бываю слабой, но не тогда, когда моим близким нужна помощь. Это я уговорила Джейка пойти на уступки и разрешить вам встречаться. Я бы очень хотела, чтобы эти неприятные для всех нас разбирательства как можно скорее закончились. И закончились мирно.
— Я правильно поняла, вы защищали мои интересы перед Джейком? — удивилась Оливия.
— Поймите же, я забочусь не о ком-то одном, я забочусь о вас троих, и о себе тоже.
— Знаете, кажется, я вам верю. Обещаю подумать над тем, что вы сказали. — Оливия захлопнула дверцу и повернула ключ зажигания.
С тех пор как Джейк встретился с Оливией в гостинице, он почему-то изменился по отношению к Николь, хотя с сыном он оставался прежним. Он стал холоден с женой, избегал откровенных разговоров. Короче говоря, Джейк установил барьер, разделяющий его с сыном и — ее, Николь.
И сейчас, когда на кухне Николь рассказывала о встрече с Оливией, глаза Джейка по-прежнему оставались холодными. И чем дольше она говорила, тем больше ее задевало то, что Джейку сообщение явно безразлично.
Николь помнила, что муж вернулся совершенно разбитым после переговоров с Оливией. Видно, Джейк возложил слишком большие надежды на то, что брак с Николь заставит мать Роберта сразу отказаться от своих претензий. Теперь он, возможно, уже сожалеет, что связал свою жизнь с ней, Николь. И хотя с самого начала она знала, с какой целью Джейк устраивал эту свадьбу, все равно было очень обидно.
— Я мог бы и сам все уладить с Оливией.
Хороша благодарность за потраченные нервы!
— Оливия доверилась мне, как женщина женщине, и была, возможно хоть и не до конца, но все же откровенна.
Николь расстроилась и не могла этого скрыть. Джейк наконец-то понял, что обидел ее. Он обнял Николь.
— Прости. Дело во мне. Я понимаю, что ты и Оливия совершенно разные, но уже почему-то боюсь доверять женщине.
52 
