23 
— И это… — я подняла руку и указала на его белоснежные волосы, — это у вас… из-за того?
— Из-за того. Я поседел за то время, пока смотрел из окна на самолет, в котором заживо горели моя жена и сын.
Жаркий стыд вдруг бросился мне в лицо. И это ему я стала рассказывать о своих несчастьях! Если этим словом вообще можно обозначить то, что со мной произошло! Меня оставил муж, да… Но ведь никто не умер и, самое главное — о господи, как я могла забыть, что это самое главное! — и, самое главное, дети мои здоровы!
— Простите меня… — сказала еле слышно. И опустила голову. Но Шацкий продолжил, как будто не услышал:
— Тогда, десять лет назад, жизнь потеряла для меня всякий смысл… мне хотелось закрыть глаза, просто закрыть глаза — и все. И ничего не делать. Еще немного — и я бы именно так и поступил. Но на пути моем, к счастью, встретился человек, который сказал: не делай этого. Не закрывай глаза, даже если тебя охватывает отчаяние и ужас. Иначе точно рухнешь. Превратишься в обломки того самолета…
Стало так тихо, что было слышно как там, за окном, разбиваются об асфальт крупные дождевые капли. Потом доктор Шацкий отошел от окна, сделал несколько шагов по комнате и сел опять за свой стол.
— В этой клинике я работаю много лет и сделал для себя один непреложный вывод: каждый человек, который ложится под скальпель хирурга, болеет, прежде всего, не телом, а душой. Можно ли вылечить душу скальпелем? За всю свою практику я не припомню, чтобы мне или моим коллегам это удавалось… Поэтому, Танечка, я, конечно, не могу отказать вам в чисто медицинской консультации — но, прежде чем мы начнем примерять к вашему милому лицу новые нос, рот, глаза — вы должны совершенно отчетливо понимать, что никакая пластическая операция не сделает вас счастливой. Не физиопроцедуры нужны вам, Танечка, а лечение ран души… Но в этом я, к сожалению, не смогу вам помочь… Эти раны вы можете вылечить только сами.
— И все-таки! — Я уже чувствовала, что не хочу никакой операции, но все еще цеплялась за эту свою идею из чистого упрямства. А еще… Еще, чтобы немного побыть здесь, в этом кабинете, в обаянии его бархатного голоса… — И все-таки пластические операции делают счастливыми любую женщину! Стоит только посмотреть, какими счастливицами выглядят участницы телешоу, посвященных этой теме, и…
— Танечка, Танечка! — перебил меня Шацкий. — Ну неужели вы до такой степени наивны? Во-первых, все эти программы проплачены хирургическими клиниками. Во-вторых, главная задача такого шоу — показать, как по-настоящему некрасивая женщина может стать королевой бала под названием «Жизнь». По-настоящему некрасивая женщина, понимаете? Таких немного, но они есть — речь идет именно о физических уродствах или внешности, обезображенной в результате какого-либо несчастного случая! Ну и в-третьих, если жизнь научила человека быть несчастным (из-за внешности, внутренней закомплексованности, избыточного веса или по любой другой причине), то даже волшебное превращение из дурнушки в топ-модель не принесет вам счастья. И, кстати, раз уж мы заговорили о телешоу — обратите внимание, что все передачи подобного рода почти никогда не показывают нам «переделанных» людей через год-два-три после операции. Им вполне достаточно кульминации — вчерашняя дурнушка подходит к зеркалу! Эти секунды стоят многих часов, это невероятная энергетика счастья. Что будет потом, никого уже не волнует. А ведь внутри прекрасного лебедя остался прежний гадкий утенок… И если не научиться быть счастливой — этот гадкий утенок очень быстро вернется и убьет прекрасного лебедя.
А если вы хотите стать действительно прекрасным лебедем, то начинать надо изнутри. Вот и все, что я могу сказать вам по этому поводу, Танечка…
— Но зачем вы все это мне говорите? — спросила я, потому что это действительно не укладывалось у меня в голове. — Ведь это же не входит в ваши обязанности? Даже наоборот! Если я что-нибудь понимаю в том, как современные клиники ведут дела, вы должны всячески поддерживать в пациентах их намерение воспользоваться услугами ваших хирургов!
— Да, это так, — легко согласился со мной странный доктор. — Но именно вам мне захотелось сказать все, что я действительно думаю по этому поводу. Когда я увидел вас, Таня, мне очень и очень не хотелось, чтобы вы задумали поменять что-то в себе. Может быть, потому, что мне ужасно понравились ваши глаза — прекрасные и очень грустные. И бледное лицо, полное скорби, но все равно такое пленительное — с вас бы Мадонну писать, честное слово! Должен вам сказать, Танечка, что основа вашего очарования в том, что вы сами не сознаете своего обворожительного шарма, а он у вас во всем: в манере поправлять волосы, в повороте головы…
23 
