126 
— Погоди, будь здесь! Позови сюда своих архаровцев! — сам же он заспешил в одну из комнат на втором этаже.
Токарев слышал, как заскрипели деревянные ступеньки винтовой лестницы, как скрипнула дверь, а затем хлопнула, закрытая сквозняком.
«Куда это он? Что это с ним? Нет, надо уходить, надо завязывать! Барановский с его проблемами у меня уже в печенках сидит!»
— Эй, братья, идите сюда! — снизу послышались шаги, и в большую гостиную вошел младший Макеев.
— Звал, Иваныч?
— Да, звал, — сказал Токарев. — А где старший?
— Сейчас, идет.
И действительно, через несколько секунд появился старший Макеев.
— Вроде все на мази? — взглянув на Токарева, осведомился Макеев–старший.
— Вроде да. Но сдается мне…
Опять хлопнула дверь, заскрипели ступеньки. С белым плащом, перекинутым через руку, по ступеням спускался Геннадий Павлович Барановский. Его лицо было непроницаемым, изредка губы кривились, стекла очков поблескивали.
— Чего хотел, Павлович? — спросил Макеев–младший.
— Как там наши гости?
— Что им сделается, сидят в подвале. Наверное, целуются, обнимаются, ведь не виделись давненько.
— Это хорошо, — Токарев боком шагнул в сторону, все время косясь на белый плащ, перекинутый через правую руку Барановского.
— Иваныч, погоди. Ты куда? — с ехидной улыбкой спросил Барановский.
— Да я тут во двор… Что‑то мне душно, сердце щемит.
— Ничего, Иваныч, сейчас я твое сердце вылечу, — Барановский остановился в трех шагах от Токарева и шагах в четырех от расположившихся на кожаном диване братьев. Он повернулся лицом к Макеевым. Старший из братьев хотел вскочить, но негромкий выстрел остановил его, и Макеев с простреленной грудью упал на диван, вернувшись на свое прежнее место. Макеев–младший медленно начал поднимать руки.
— Это тебе не поможет, — прозвучало два выстрела.
Иван Иванович Токарев бросился к двери. Две пули вошли ему в спину — одна застряла в позвоночнике, другая пробила легкое. Заливаясь кровью, он рухнул на ковер и еще пытался ползти.
Барановский подошел, приставил пистолет к затылку и с абсолютно бесстрастным выражением лица нажал на курок. Голова Токарева дернулась.
Макеев–младший корчился на диване, безуспешно пытаясь подняться.
— И ты туда же, — негромко произнес Геннадий Павлович, приблизился к Макееву, Тот смотрел на Барановского безумным взглядом и ладонями пытался прикрыться от пистолета. Естественно, это движение было инстинктивным и абсолютно бесполезным. Пуля вошла прямо в лоб между черных прямых бровей. Макеев замер.
— Ну вот и все, — бизнесмен нагнулся, перевернул мертвого Токарева и, сам не зная почему, быстро, трусливо перекрестился. — Земля тебя примет, больше ты уже не будешь бояться. Да и делиться с тобой не придется. Зачем тебе деньги, к чему?
Барановский быстро и умело перезарядил пистолет, вогнав в рукоятку новую обойму. А затем вытащил из кармана Токарева пухлое портмоне из дорогой золотистой кожи с металлическими сверкающими уголками и монограммой в центре. Портмоне сунул себе в карман, сунул небрежно, как будто это был билетик на проезд в пригородной электричке. А затем с заряженным пистолетом направился вниз.
— Что там было? Что за грохот? — спрашивала у Дорогина Тамара.
Сергей же стоял прижавшись спиной к шершавой стене, держа в правой руке пистолет.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, все в порядке, —- услышал Дорогин немного дрожащий голос Барановского, — я все уладил, уладил очень быстро.
Заскрежетали засовы, щелкнул ключ в замке, и тяжелая, обитая железом дверь отворилась.
— Выходите скорее! Скорее! — Барановский стоял опустив пистолет. Вид его был воинственный, но Дорогина это не испугало. Он уже понял, что произошло наверху. Подобной развязки он не ожидал, все пошло по иному сценарию.
— Быстрее! Быстрее! — позвал Барановский. — Пошли! Выходите во двор, — бросил он Тамаре. — Скорее к машине, отсюда надо уходить как можно быстрее!
Через пять минут в руках Барановского появилась канистра с бензином. Жидкость тяжело плескалась внутри. Барановский принялся поливать дом бензином. Канистру он бросил прямо к дивану, к ногам мертвых братьев Макеевых.
— Понимаешь, с ними невозможно договориться. Они хотели тебя убить и ее тоже, — немного сбивчиво, быстро говорил Барановский, вытирая испачканные бензином руки. На его лице темнели пятна. Геннадий Павлович глянул на свое отражение и истово принялся тереть щеку носовым платком. Затем этим же платком протер руки. — Быстрее! Быстрее! Времени у меня мало.
126 
