Лёгкий, ненавязчивый романчик 
83 
Они сидели вдвоем на заднем сиденье машины, между ними лежал на примятой газете серый металлический стержень с маркировкой на краю.
— Я бы хотел взять его и сделать анализы.
— Это ваше право, зы покупатель. Стержень перекочевал в кейс шведа.
— Вас куда, господин Сведенборг?
— К такси, — сказал швед.
— Я могу вас завезти.
— Нет, не надо, спасибо. Вы очень любезны, господин Барановский.
На стоянке такси швед покинул джип — высокий, неуклюжий, в своем серебристо–сером костюме и шёлковом галстуке.
— Первый этап пройден.
— Куда теперь? — спросил водитель.
— Домой.
Швед не заставил долго себя ждать. Он позвонил в середине следующего дня. Сведенборг хоть и пытался скрыть волнение, но это ему удавалось с трудом. Встреча была недолгой, швед сел в машину, в руках он сжимал кейс. Джип заехал во двор, стал на площадке, охранники покинули машину.
— Да, это именно то, что надо, — открывая кейс, швед извлек стержень. — Сколько ниобия вы можете предложить?
— Семьдесят килограммов, — глядя в стекла очков, сказал Барановский.
—- Сколько–сколько? — словно не поверив в услышанное, переспросил Сведенборг.
— Семьдесят килограммов, — повторил Геннадий Павлович.
— Семьдесят… — прошептал Сведенборг. — Именно так.
—- За этот стержень, — твердо произнося слова, отчеканил швед, — я готов вам, господин Барановский, прямо сейчас заплатить тридцать пять тысяч долларов.
Барановский вздохнул.
— Сорок тысяч за стержень, сорок, господин Сведенборг.
— Хорошо, сорок. Мы, шведы, не торгуемся. Швед поднял крышку своего кейса и передал четыре пачки долларов Барановскому.
— А теперь давайте оговорим условия. Мы согласны, — сказал Сведенборг, — на такую цену. Мы заберем все семьдесят килограммов, но…
— Я слушаю, — произнес Барановский.
— Вы должны будете довезти металл до нашего корабля на Балтике. И сделать это надо в ближайшие десять дней. Вы сможете? — пытливо глядя в глаза Барановскому, спросил Сведенборг.
— Петербург устроит?
— Нет. Не в России.
— Тогда — Латвия.
— Думаю, да. Примерно на такие условия я и рассчитывал. С вами, господин Барановский, приятно иметь дело.
— С вами тоже, господин Сведенборг.
Глава 14
Что может быть лучше дороги для человека, который любит и умеет водить машину! Да и фамилия у Сергея такая — Дорогин. Наверное, это было у него в крови, наверное, было заложено в его генах — любовь к дороге, любовь к движению, к пейзажу, который бежит на тебя, и ты проезжаешь, мчишься сквозь него, как ветер, как солнечный луч.
Зелень была прекрасна: мягкие, шелковистые поля, яркая молодая трава, такая же молодая и свежая листва на деревьях. Листья еще не приобрели тот тяжелый зеленый цвет, они были нежны. Небо — голубое, с легкими, быстро летящими белыми облаками.
Сергей сидел за рулем. На глаза опущены солнцезащитные очки. Дорогин любил свой новый автомобиль, он его чувствовал, как музыкант чувствует инструмент. Он, не особо спешил, но, и задерживаться не собирался. Ему хотелось как можно скорее оказаться в Беларусии на границе с Латвией, увидеть своего старого знакомого Гришу Склярова и выручить его, дать ему денег.
Сергея абсолютно не интересовало, сможет ли Гриша когда‑нибудь вернуть долг или не сможет, это не имело для него ровным счетом никакого значения. Ему просто хотелось сделать человеку добро, причем даже не столько Грише, сколько его больной внучке. Может, все обойдется, девочку вывезут за границу, определят в самую лучшую клинику, и тогда, так казалось ему, в мире вновь воцарится гармония. Тогда Гриша будет спокоен, да и он, Сергей, уже прикоснувшись к чужой беде, сам ощутив боль, тоже немного успокоится. Нет ничего лучше на белом свете, как делать человеку добро, причем безответное, не предполагающее благодарности.
«Ну как меня может отблагодарить ребенок?»
Дорога лентой стелилась под колеса машины. Горизонт то приближался, то удалялся. Мелькали тронутые зеленью деревья, поля, летели над горизонтом белые легкие облака, похожие на пушечные выстрелы. Настроение у Дорогина было прекрасное.
«Странное дело, — думал он, — вот Гриша Скляров, человек, появившийся как бы из другой жизни, издалека. Но почему‑то он мне дорог, и почему‑то мне хочется ему помочь. А вот другим, тем, с кем я сидел в тюрьме, тем, кого я считал там своими друзьями, мне не то чтобы помогать не хочется, мне о них вспоминать тошно, — лицо Сергея Дорогина стало мрачным, и он зло поглядывал на стрелку спидометра, замершую на цифре «100.» — Ну, быстрее, быстрее!» — думал он об автомобиле.»
83 
