очень нудно 
127 
Глория беспомощно развела руками.
— Хорошо, подытожим, — сказал каменотес. — Вы ее не знаете, не знаете ее имени и думаете, что она умерла лет сорок назад, так?
— Ну, в общем… да.
— Но уверены, однако ж, что похоронили ее в Агуас-Вивас.
— Не то чтобы… вернее, я… я так думаю.
Брови Гектора поползли вверх:
— Сеньора?
— Я не уверена, — пояснила Глория.
— Ага, — произнес он. — Звучит не слишком-то обнадеживающе.
С этим она согласилась.
— И потому, — продолжил он, — представляет огромный интерес. Что же, давайте ее поищем.
Гектор провел Глорию в неосвещенный угол мастерской, отгороженный плотной пластиковой шторой. Пройдя за нее, они на миг оказались в полной темноте. Глория услышала, как ключ тычется в поисках замочной скважины, как проникает в нее, а следом они оказались еще в одной каморке, зеркальном отражении первой — минус пиво.
— Где мы?
— В конторе Нестора Каравахаля.
— Кого?
— Моего соседа.
Глория, вконец запутавшись, спросила:
— А сам он здесь?
— Нет.
Приемная второй лавки ничем не отличалась от приемной Гектора, только место письменного стола и офисной оснастки занимал лабиринт картотечных шкафов — также неотличимых от того, что стоял в каморке Гектора.
— Здесь хранится все остальное прошлое, — сказал он.
— Так вы с ним партнеры?
— Нет, сеньора. Сводные братья.
Нестор Каравахалъ. А какую фамилию носит Гектор? Глория, поднапрягшись, припомнила его вывеску. Ну да, Гектор Лопец-Каравахаль.
— Не понимаю, — призналась она. — Если вы братья…
— Сводные.
— Сводные. Если вы сводные братья, тогда… мастерская у вас общая?
— Это потребовало меньших затрат, — пояснил Гектор.
— Мне кажется, это не очень удобно, — сказала она.
— Мм. — Гектор покивал. — Было неудобным — при жизни Нестора.
— Так он умер?
— Si.
— Но почему же тогда не закрылась его мастерская?
— Потому что я не стал ее закрывать, — ответил он. — В память о нем.
Глория смотрела на Гектора, ничего не понимая.
— Но я же видела обе ваши витрины. Вы конкурируете друг с другом.
— Si.
— Как же вы можете конкурировать, если он умер?
Гектор ответил и на этот вопрос:
— В моей конторе я работаю от собственного имени. В конторе Нестора — от его.
Он почесал подбородок и сообщил:
— Кажется невероятным, но качество работы каждого из нас практически одинаково.
Глория вопреки собственному ее здравому смыслу осведомилась:
— И много у него клиентов?
— Увы, нет. Последние десять лет сложились для него неудачно.
— Если хотите знать мое мнение, — сказала Глория, — было бы разумно объединить два ваших бизнеса.
— В определенном смысле, — согласился Гектор. — Однако без конкуренции невозможен свободный рынок. Возникла бы монополия, а этого я допустить не могу.
С этими словами Гектор открыл ближайший к нему шкафчик, НАД-РАБ, 1960–1965; из него повеяло испепеленным временем.
— А кроме того, — продолжал Гектор, перебирая коробки с карточками, — конкуренция необходима для поддержания стабильности цен.
Он вынул из ящика несколько карточных пачек. Некоторые были не перетянуты круглой резинкой, но перевязаны бечевкой, да и фотографий в них насчитывалось намного меньше.
— Это очень давние дни, — пояснил Гектор. — В то время я фотографировал только значительные или высокохудожественные работы. Вот посмотрите…
Он протянул Глории карточку мужчины, скончавшегося от гангрены. Прикрепленная к ней черно-белая фотография изображала надгробие с крайне причудливой резьбой.
— Очень мило, — сказала она.
— Благодарю вас. Усилий это потребовало огромнейших. Такой тонкой резьбы я больше не делаю. Руки подводят. Скоро начнут подводить и глаза. А следом за ними — слух. Потом я утрачу ощущение вкуса, потом обоняние. А немного погодя умру.
Всю эту тираду Гектор произнес, словно смакуя предсказуемость того, что с ним произойдет.
— Кто же станет управлять кладбищем, когда вы умрете? Кто будет резать надгробия?
— Мой сын, — ответил он.
Глория кивнула.
— Вы думаете, что я слишком стар для того, чтобы обзавестись сыном, — сказал Гектор. — Это ничего, иногда я и сам так думаю.
— И что вы отвечаете таким мыслям?
127 
