75 
Да, иначе. Она женщина, а женщины детей не бросают.
Но ведь бабушка-то Карлоса бросила.
Но… бабушка все же приехала за ним.
Но… бабушка — это не семнадцатилетний мальчишка.
Она не хотела судить, но не судить не могла и только старалась судить милосердно.
Ей хотелось убить его.
Ей хотелось оправдать его.
Впрочем, не ее это дело — и то и другое. Однако смысл обрело все.
Она не желает думать об этом и дальше.
Сквозь сооруженную из собственных пальцев маску хоккейного вратаря Глория увидела, как профессиональный гольфист производит безупречный удар, как мяч, пролетев 140 ярдов, ударяет в какой-то смутно знакомый силуэт. Ну конечно: эмблема Профессиональной ассоциации гольфистов. Глория видела ее несчетное множество раз, переключая телеканалы и мгновенно сбегая с каждого из девяти спортивных.
Вот Реджи спорт любил. И с наслаждением смотрел матчи университетских футбольных команд, потому что это позволяло ему издеваться над игроками за их неумение «играть головой». «Когда я играл за Южнокалифорнийский», — повторял он. Нельзя не признать, ей нравилось держать дома его награды; эти позолоченные безделушки словно говорили о том, что обитатели ее дома кое-чего добились в жизни.
Впрочем, награды Реджи получал, когда учился в старших классах школы; в колледже он сколько-нибудь приметной спортивной карьеры не сделал, что, надо полагать, и давало ему право высмеивать каждую университетскую игру.
А ее видом спорта был боулинг. В нем приходится побеждать лишь саму себя.
Она повернулась к Карлосу Перрейра и сказала:
— Может, заглянем в одно место?
В ЧЕТЫРЕ ПОПОЛУДНИ получить в Map Виста дорожку можно, не тратя времени на ожидание.
— Я должен их надеть? — спросил Карлос.
— Да.
— Их уже носили другие люди.
Глория кивнула, вводя свое имя в компьютерный счетчик очков.
Карлос покачал в воздухе похожими на легкие человека туфлями:
— Ну, как скажете.
И, надев их, прибавил:
— Вообще-то, довольно удобные.
— Именно потому, что они разношены, — сказала Глория.
Карлос выбрал шар с цифрой 15. Глория показала, как его полагается держать, и сказала:
— Вы первый.
— Я не знаю, как это делается, — пожаловался он.
— Просто посбивайте вон те штуковины.
Он метнул два шара и сказал:
— Что-то у меня не получается.
— Научитесь. Следите за мной.
Первая партия закончилась со счетом 126:23 в ее пользу. Когда Карлос сказал, что она произвела на него сильное впечатление, Глория лишь отмахнулась.
— Это я так, разогревалась, — ответила она.
В следующей партии Глория сделала «тёрки» и прискорбно промазала в дополнительном фрейме.
— Проклятье! — завопила она.
Карлос сказал:
— Будете и дальше так бить, глядишь, у меня появится шанс.
После восьми фреймов счет составил 142:13.
— Может, закончите за меня? — попросил он.
Она закончила, проделав за него страйк, а затем выбив девять кеглей и доведя счет Карлоса до 41. После чего — для собственного удовольствия — пробила еще один страйк. Последний фрейм Глории дал ей в конечном счете 164 очка.
— Не следует наказывать вас за то, что из двух ваших страйков один вы отдали мне, — сказал Карлос. — Запишите его на себя, а на меня — тройку.
Всю третью партию он просидел, позволив Глории играть за него. Три последовательных спэра и четыре последовательных страйка дали ей 188.
— Вы здорово играете, — сказал Карлос.
— Играла когда-то, — ответила Глория.
В ЗАКУСОЧНОЙ зала для боулинга было так же пусто, как в нем самом. Ее дизайнер вознамерился воспроизвести стиль конца 50-х, но остановился на полдороге. В результате долгоиграющие пластинки Бобби Дарина уживались здесь с психоделическими картинами, выполненными с помощью распылителя краски.
Они выбрали кабинку, из которой открывался великолепный вид на бульвар Венис. На другой стороне улицы ожидали «большого синего автобуса»[49] пьяные в стельку латиноамериканки, купавшиеся в отблесках неоновых вывесок KFC и «Уинчелса».
— Спасибо, — сказал Карлос. — Это была хорошая мысль. Я устал говорить.
— А я устала слушать.
Глория, сгорбившись, прислонилась к виниловой спинке своего сиденья. Если она сейчас не съест хоть чего-нибудь, то свалится с ног.
Появилась, позевывая, официантка. По бескрайним морям ее щек плавала одинокая мушка.
75 
