70 
(4) все три названных условия будут выполнены в течение двадцати четырех месяцев, считая от дня моей смерти, на каковой период времени ему разрешается жить в доме и пользоваться средствами, указанными в параграфе D раздела IX.
B. По выполнении этих условий все имущество, упомянутое в параграфе А раздела IX, переходит в его руки незамедлительно.
C. В случае, если он не исполнит какое-либо из условий, указанных в параграфе А раздела IX, или не исполнит их в период времени, указанный в пункте (4) параграфа А раздела IX, все имущество, названное в параграфе А раздела IX, должно будет равными долями перейти в распоряжение сторон, указанных в разделе VI, параграфы В-К.
Бюджет, который она мне выделила, составлял двадцать тысяч долларов.
Долгое, ошарашенное молчание.
Наконец я спросил:
– Эрик об этом знает?
– Пока еще нет.
– А когда узнает?
– Я хотел пригласить сегодня и его, – сказал Палатин, – однако он оказался недостижимым.
– Где он сейчас?
– Этого я вам сказать не могу.
– В тюрьме?
Палатин не ответил.
Где-то далеко загудел буксир.
– Не скрою, я старался, как мог, переубедить ее, – сказал Палатин. – Причудливые завещания такого рода ни к чему, кроме раздоров, не приводят.
Я молчал.
– Нэнси снимет со всех документов копии и пошлет их вашему поверенному.
– У меня нет поверенного, – сказал я.
– Придется завести. – Он встал. – Желаю приятного дня.
Наверное, я походил на спешащего по делам чиновника из романа Кафки, старающегося удержать в руках, сидя в раскачивающемся вагоне поезда, огромную кипу бумаг. Помимо завещания я получил уйму других документов: фидуциарный договор и предварительное поручительство поверенного, армейский аффидевит и, самое главное, перечни размещенных в двух десятках различных банков Соединенных Штатов, Австрии и Швейцарии счетов, на внимательное изучение которых ушел бы не один год. Я быстро пролистывал их, складывая цифры, и дыхание мое становилось все более неровным: помимо недвижимости и вещей, способных украсить любую коллекцию, Альма оставила мне два миллиона долларов – в акциях, облигациях и наличных.
Я ошалел до того, что едва не проехал мою станцию, успев выскочить из вагона, только когда зазвучал сигнал отправления. Закрывавшиеся двери защемили мне ногу, я вырвал ее, споткнулся, и документы разлетелись по платформе. Я рухнул на бетон, собирая бумаги, хватая их, совершая броски, чтобы успеть подцепить страницы, которые норовили слететь на рельсы, и сознавая, что люди, идущие по платформе, огибают меня по широкой дуге.
Поднявшись наверх, я зашел в аптеку и купил пластиковые пакеты. Документы весили столько, что ручки пакетов резали ладони, и ко времени, когда я добрался до дома Дрю, кончики моих пальцев онемели и стали лиловыми.
Я позвонил.
– Да?
– Это я.
– Что случилось?
– Мне нужно пожить у тебя.
– С тобой все в порядке?
– Впусти меня, пожалуйста.
Наделенный счастливым даром всеприятия, Дрю не стал задавать мне никаких вопросов, когда я вошел, опустился на его кушетку, поставил пакеты на пол да так и просидел до позднего вечера.
– Я заскочу ненадолго в душ, – в какой-то момент сказал он.
– Альма умерла.
Дрю заморгал.
– О черт.
– Она все оставила мне. – Я поднял на него взгляд. – Оставила мне дом.
– Ты шутишь.
Я покачал головой.
– Ничего себе!..
Я молчал.
– Что случилось? – спросил он.
Я молчал.
– Сам-то ты как?
– Я не могу вернуться туда.
– Почему?
– Потому что не могу.
– Джозеф…
– Не могу.
– Ладно. Ладно. Извини.
Молчание.
Он встал:
– Мне на работу пора.
Я молчал.
– В морозилке полуфабрикаты, захочешь есть – разогрей на сковородке.
Я кивнул.
– Не пропадешь тут без меня?
Я ответил:
– Не знаю.
Он с секунду помедлил, потом тоже кивнул и вышел из комнаты. Я услышал, как зашумел душ, откинул голову на спинку кушетки и закрыл глаза.
Следующие несколько дней я уныло бродил по квартире, прибирался в ней – если существует на свете пустое занятие, так это именно оно и было. Стоило мне протереть все столы и расставить DVD в алфавитном порядке, как Дрю возвращался домой, на все лады расхваливал мои достижения, а затем ликвидировал их, уничтожая за пять минут результаты пятичасовой работы. Интересно, что все вещи возвращались именно туда, где я их обнаруживал, определенная, покрытая чайными пятнами салфетка выкладывалась на совершенно определенный стул, наполовину израсходованный рулон клейкой ленты забивался пинком под стол. По-видимому, даже у Дрю имелась своя система.
70 
