26 
Она хорошая домработница. Он любил возвращаться домой, в опрятное изящество, немного выпить, поесть, когда захочется, провести несколько часов в библиотеке над своими записями, не опасаясь того, что кто-нибудь заглянет, как это иногда случалось в его лаборатории в клинике.
Дома ему необходима полная свобода. Он избавился от экономки, которая служила еще Уинифред и ее отцу. Злобная сука. Смотрела на него угрюмыми, печальными, опухшими от слез глазами.
— Мисс Уинифред почти не болела, пока…
Он уставился на нее, и она замолчала. Хотела сказать «пока не вышла за вас замуж».
Кузен Уинифред страшно возмущался, хотел навредить ему после смерти Уинифред. Но ничего не смог доказать. Не было никаких свидетельств. Его отвергли как несостоявшегося наследника.
Конечно, денег оказалось не слишком много. Уинифред столько вложила в покупку клиники. Теперь на его исследования уходили огромные суммы, и большая их часть поступала от практики. Конечно, он не мог подать заявку на грант. Но он и так справлялся. Женщины готовы заплатить сколько угодно, лишь бы забеременеть.
Хильда накрыла ему в маленькой столовой, примыкающей к буфетной, — прежде ее называли утренней комнатой. Он ни за что не стал бы есть на кухне, но ужинать в столовой размером двадцать на тридцать футов — вычурно и даже смешно для одинокого человека. Эта комната с круглым столом на одной ножке, горкой в стиле королевы Анны и видом на поросшую деревьями лужайку гораздо приятнее.
Достав из холодильника бутылку «Пуйи-Фюиссе», он уселся за стол.
Он доедал ужин, обдумывая точную дозу лекарства для Кэти Демайо. Никто не заподозрит присутствие кумадина в крови после смерти. Прекращение коагуляции отнесут на счет переливаний. А вот если придется вводить гепарин, при аутопсии могут обнаружиться следы кумадина и гепарина. Но он придумал, как этого избежать.
Прежде чем отправиться спать, он подошел к шкафу в прихожей. Сейчас он положит мокасины в саквояж, чтобы утром не повторить сегодняшний промах. Потянувшись в глубь шкафа, он сунул руку в карман плаща и вытащил бесформенный мокасин. Уверенно сунул вторую руку в другой карман — сначала спокойно, потом лихорадочно. В конце концов, он схватил плащ и яростно обыскал его целиком. Затем упал на колени и стал шарить среди галош, аккуратно сложенных на полу шкафа.
Наконец он поднялся и уставился на поношенный мокасин в руке. Он снова увидел, как стаскивает его с правой ноги Венджи.
Правый мокасин.
Тот самый, который держал в руке.
Он истерически захохотал от жестокого разочарования, из груди вырывались резкие хриплые звуки. Столько опасностей, унизительное ползанье по стоянке — будто пес, вынюхивающий след, — и все напрасно.
Каким-то образом, в темноте, возможно, когда он съежился в кустах, прячась от вылетевшей на стоянку машины, мокасин выпал из кармана. Он нашел тот самый башмак, который у него уже был.
А бесформенный, поношенный, уродливый левый мокасин Венджи Льюис где-то ждет, чтобы его обнаружили, ждет, чтобы навести на след.
15
Кэти поставила радиобудильник на шесть, но проснулась задолго до того, как радостный голос ведущего «Си-би-эс» пожелал ей доброго утра. Она плохо спала, несколько раз внезапно просыпалась, напуганная смутными тревожными сновидениями. На ночь она всегда переключала радиатор на маленькую мощность.
Дрожа, она прибавила температуру, потом быстро сварила кофе и взяла чашку в постель.
Опираясь на подушки и закутавшись в толстое ватное одеяло, она торопливо прихлебывала кофе, грея пальцы о чашку.
— Так-то лучше, — прошептала она. — Но что же все-таки со мной?
Напротив кровати стоял старинный комод с овальным зеркалом. Кэти посмотрела в зеркало. Волосы взъерошены — темно-каштановая копна на фоне вышитых наволочек цвета слоновой кости. Пурпурный синяк под глазом стал желтоватым. Глаза припухли после сна. Глубокие тени под глазами подчеркивают осунувшееся лицо. Как сказала бы мама, у меня такой вид, будто меня таскала кошка, размышляла она.
Но дело не в том, как она выглядит. И даже не в том, что все тело ноет после аварии. Дело в тяжелом предчувствии. Может быть, ей снова снился тот странный и страшный сон? Трудно сказать.
Венджи Льюис. Вспомнилась строчка из заупокойной службы по Джону: «Мы, опечаленные неизбежностью смерти…» Смерть, разумеется, неизбежна. Но не такая. Неприятно думать, что Венджи покончила с собой, но казалось невозможным, что кто-то мог убить ее, влив цианид в горло. Просто не верится, что Крис Льюис способен на такую жестокость.
26 
