очень нудно 
19 
Его забота настолько трогательна, что у меня от слез благодарности щиплет глаза.
— Ну, что надеть, решишь сама, — продолжает он. — Тебе виднее. О том, что опыта в операциях с картинами у тебя почти нет, не заговаривай. Задаст вопрос — постарайся ответить обтекаемо. Главное, покажи, что ты готова хоть сию секунду и с большой охотой взяться за дело. Там сориентируешься, что к чему, в конце концов спросишь у кого-нибудь совета. Да… — восклицает он, что-то вспоминая, — на фотографии лысого мордоворота, которым увешан ее кабинет, лучше вообще не смотри!
Усмехаюсь.
— Лысого мордоворота?
— Это ее обожаемый супруг и, можно сказать, единственная слабость, — объясняет Дэниел.
— Почему на него нельзя смотреть? — любопытствую я.
— Хэзер ревнует его к любой женщине, — потешно траурным голосом произносит Дэниел.
Смеюсь. В жизни с какими чудаками только не столкнешься!
— Хорошо. Постараюсь сделать вид, что фотографий вообще не замечаю.
— Умница, — хвалит Дэниел. — Будем надеяться, что все получится.
— Кстати, а как ее фамилия? — спрашиваю я.
— Мортон. Хэзер Мортон.
— Хэзер Мортон, — повторяю я, делая пометку в блокноте. — Надо заучить.
— Да, разумеется.
Наступает неловкое молчание. Тон разговора был настолько теплый, что сам собой возникает вопрос: а что дальше? Неужели на этом можно поставить точку? Крепче сжимаю трубку и, затаив дыхание, жду.
— Как Лаура? — интересуется Дэниел чуть изменившимся голосом.
— Замечательно, — отвечаю я, старательно притворяясь, что, если за нашей беседой не последует новой встречи, я не особенно огорчусь. — Все эти дни гадала, всех ли ты одолел змей, не умер ли.
Дэниел смеется негромким ласкающим слух смехом. В нем звучат странные нотки, наводящие на мысли об уюте и домашнем спокойствии. Так и кажется, что я и Лаура значим для этого парня нечто большее, чем значили бы случайные знакомые. Или, может, я снова выдумываю?
— Передай ей, что я отрубил им головы единственным взмахом меча, — говорит он. — И что готовлюсь сразиться с драконом.
— Непременно передам, — отвечаю я, подмигивая скачущей передо мной то на одной, то на другой ножке дочери.
— В общем… удачи тебе, — произносит Дэниел медленнее обычного, будто специально тянет время и не желает со мной прощаться.
— Спасибо. Огромное тебе спасибо, — говорю я, стараясь вложить в эти слова все чувства, что теснятся в моей душе.
— Не за что. — Дэниел усмехается, еще несколько мгновений медлит и добавляет: — Лауре привет. Пока.
— Пока, — тщательно скрывая разочарование, бормочу я.
Хэзер Мортон — высокая сухопарая дама с умным и цепким, но вполне дружелюбным взглядом — в самом деле оказывается весьма человечной и, хоть и предпочла бы, чтобы я приступила к делам немедленно, отпускает меня на два часа, чтобы я смогла уладить вопрос с предыдущей работой. Начальника о своем возможном уходе я предупредила на прошлой неделе, и он, будучи отцом друга Ричарда, не пытается вставлять мне палки в колеса.
За новое занятие я берусь с небывалым подъемом и, хоть дело это очень и очень нелегкое, к концу недели не без помощи Джо умудряюсь продать первую картину, правда недорогую и не коллекционеру — любителю.
Моей радости нет предела. Омрачают ее лишь бесконечные мысли о Дэниеле. Он больше ни разу не позвонил, и я сумела бы выбросить его из головы, если бы не странная уверенность в том, что это знакомство непременно должно продлиться.
Приезжаем с Лаурой домой, и мне на ум приходит блестящая мысль. Обдумываю ее несколько минут, спрашиваю совета у дочери, она принимает мою идею на ура, и мы вместе намечаем план действий, согласно которому я, маскируя страшное волнение, звоню Дэниелу сама.
— Трейси? — тотчас отвечает он, и я ясно слышу в его голосе испуг.
— Да, это я… Не помешала?
— Что-нибудь стряслось? — спрашивает Дэниел.
— Н-нет… ничего, — бормочу я, уже сомневаясь, что моя затея удачная. — Я всего лишь хотела еще раз поблагодарить тебя и…
Дэниел шумно вздыхает.
— А я уж было подумал, что вам понадобилась какая-то помощь. Решил, приключилось что-то страшное. — Смеется.
У меня на мгновение замирает сердце. Страшных приключений на нашу долю выпало с лихвой. Не дай бог, оставшиеся в прошлом ужасы когда-нибудь повторятся. Я этого, ей-ей, не переживу. Берусь за пуговицу на жакете и начинаю ее крутить.
19 
