очень нудно 
55 
Она кивнула, как будто удовлетворившись ответом.
Но что-то в ее голосе и в том, как она ждала ответа, пробудило дремавшую интуицию, на которую Ратлидж часто полагался. В ее вопросе было спрятано больше желания узнать, чем она хотела показать. К тому же Присцилла Коннот не шла у него из головы. Он спросил:
— Вы были на ярмарке во время осеннего праздника урожая?
— Нет, я была в Фелбридже, обедала с друзьями.
Ратлидж подошел с другой стороны:
— А в тот день, когда был убит отец Джеймс, вы с ним не встречались?
— Нет…
— Что-то вас тревожит в его смерти?
Он ждал ответа, пристально глядя ей в глаза, и она, чувствуя неловкость, неохотно объяснила:
— У меня нет опыта в таких делах, просто какое-то шестое чувство. Игра воображения. Отец Джеймс задал мне вопрос в тот вечер, когда мы с ним последний раз обедали вместе. Несколько дней он не шел у меня из головы, и, когда… он умер, я стала думать, насколько вопрос был важен для него. Но если вы уже нашли и арестовали убийцу, значит, я ошибалась и мои страхи не имеют под собой почвы.
— Трудно сказать, — осторожно продолжал Ратлидж. — Вдруг это все-таки может помочь делу? Вы рассказали инспектору Блевинсу?
Она сдвинула брови.
— Нет. Я решила, что не надо никому говорить. Ведь инспектор Блевинс уверен, что причиной стала банальная кража. А не античная история.
— Может быть, вы расскажете мне? Меня зовут Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда и спрашиваю не из праздного любопытства. То, что вы мне скажете, останется между нами, во всяком случае до тех пор, пока не понадобится для следствия.
Женщина снова взяла уголь и начала наносить морщины на лицо монахини. Сходство с оригиналом было поразительным.
— Не знаю, как сказать… Дело в том, что отец Джеймс был настолько добр ко мне, что хотелось как-то отплатить ему за внимание и обязательно ответить на его вопрос, который был так важен для него. Так вот, он хотел знать о событии, которое произошло довольно давно, несколько лет назад, и я бы и не вспомнила о нем, если бы он не спросил.
— Это касалось кого-то лично?
— Пожалуй. Ему могло показаться, что тема будет болезненна для меня, и он старался быть деликатным. Я попыталась ответить на его вопрос и не смогла. Что стало разочарованием для него и расстроило меня. Но вопрос не имел никакого отношения к Остерли. Клянусь.
Она склонила голову над работой. Глядя на ее стройную шею и скрывавшую лицо волну темных волос, Ратлидж подумал, что сейчас неподходящее время и место, чтобы на нее давить. Придется прекратить расспросы.
— Если передумаете, вспомните что-нибудь, дайте знать через миссис Барнет.
— О, разумеется, — вежливо ответила женщина, чем подтвердила его уверенность, что она не станет ничего подобного делать.
Он сосчитал до десяти, но, поскольку она так и не подняла головы, спустился вниз.
Хэмиш подзуживал: «Неужели ты так и оставишь все как есть?»
Но Ратлидж уже шагал к выходу. Миссис Барнет расскажет ему об этой женщине. Или он попросит сержанта Гибсона в Ярде узнать о ее прошлом, а заодно и о том, что ее интересует в Остерли и Восточной Англии.
Он давно из опыта работы в полиции знал, что если люди не хотят откровенничать с полицией, то их не заставишь. Но он должен выяснить, что хотел узнать отец Джеймс у женщины, которая сейчас осталась в церкви.
Глава 11
Небольшая провинциальная контора «Гиффорд и сын. Адвокаты» существовала здесь с давних времен, судя по медной табличке у двери, где буквы гравировки давно стерлись от воздействия ветра и влаги.
Ратлидж заметил эту контору еще накануне вечером, гуляя по городу, и сейчас решил в нее зайти.
Два события в жизни отца Джеймса перед тем, как он был убит, были особенно заметными — ярмарка, где присутствовал со своим представлением Уолш, и посещение умирающего Бейкера, который не являлся католиком. Трудно было предположить, что исповедь умирающего вызвала появление человека, не желавшего, чтобы отец Джеймс открыл тайну, и убившего его.
Но, как опытный полицейский, Ратлидж не мог отмахнуться от подобного предположения, равно как и проигнорировать рассказы Присциллы Коннот и женщины в церкви. Они тоже были связаны с жертвой.
«Ты просто боишься вернуться в Лондон! — возмущался Хэмиш. — Это трусость. Ты оттягиваешь время, потому что не можешь смотреть в лицо собственной жизни. Предпочитаешь разбираться в чужой. Все, что угодно, только не задумываться о себе и о Шотландии».
55 
