Последние отзывы

  30  

— Скажите, были у вашего брата враги? Он что-нибудь вспоминал неприятное, связанное с войной?

— Он никогда не говорил о войне. Во всяком случае, со мной. Он пришел домой, снял форму и стал жить как прежде. Я спрашивала о том, как его ранило, наверное, было очень больно, а он ответил, что это был билет домой.

— Ваш брат с кем-то дружил, был особенно близок? Был у него друг в Истфилде? Или враг?

— Не было таких, кто хотел бы убить Тео. Мой брат был хороший человек, никогда ни с кем не ссорился, рано начал работать вместе с отцом у Кентона, не жаловался на судьбу. Его все любили. — Голос ее оборвался, она замолчала, уставившись в пространство, потом продолжила: — Не могу понять, кто мог такое сделать. Он не имел много денег, хотя никогда не брал в долг, обходился без этого.

— А когда вернулся из Франции, то был в хороших отношениях со всеми, с кем вместе там воевал? Не было никаких проблем, например, с Энтони Пирсом?

— Не знаю. То есть я никогда не слышала, что у него с кем-то проблемы. Он никогда не искал неприятностей. Конечно, они все изменились. Они никогда не сидели вместе и не обсуждали, что делали в окопах. Как будто никогда этого не было. Но ведь на самом деле было, не так ли? — Миссис Уинслоу нахмурилась. — Тео дали медаль. Наверное, он был храбрым. Но я не знаю, за что он ее получил.

Такое часто приходилось слышать Ратлиджу с тех пор, как он вернулся в Англию. Военной цензурой запрещалось писать в письмах подробно о том, где они находятся и что делают. И родные часто не имели понятия, что происходило на войне — было это в окопах или на корабле. Представления близких были далеки от того, что происходило во Франции. Он встречал одну женщину, которая со всей искренностью убеждала, что ее погибший на войне сын спал на хорошей кровати и ему меняли простыни. Она гордилась этим и верила, потому что сам сын ей так рассказывал. Ратлидж, естественно, не разубеждал ее, сын так ей говорил для ее же блага. И когда она спросила, в каких условиях он сам был на фронте, он заверил ее, что тоже имел возможность спать в нормальных условиях. И наградой была ее улыбка, как будто она была за него рада. Разумеется, многие семьи знали правду о той невыносимой обстановке, в которую попали родные им люди, но и они часто предпочитали ложь во спасение.

Хэмиш сказал: «Мы должны были умереть. Вот что мы там делали. Умереть ни за что, просто так».

Ратлидж поморщился.

Миссис Уинслоу неправильно истолковала его гримасу.

— Надо было спросить его о войне? Это было важно?

— Нет, — ответил он, — это совсем не важно.

Тут вошел констебль Уокер с подносом, и миссис Уинслоу обрадовалась ему, как спасительной соломинке. Муж вкатился следом, быстро окинул взглядом лица жены и Ратлиджа, как будто пытался уловить, о чем был разговор.

Вскоре они простились, когда подошли к машине, Уокер сказал:

— Надеюсь, Господь поможет нам разобраться в этом деле.

Подбросив Уокера в полицейский участок, Ратлидж направился к священнику церкви Святой Марии.

На табличке на воротах церкви было указано — викарий Оттли. Пока Ратлидж раздумывал, с чего начать — с осмотра двора или со священника, к нему навстречу вышел из своего дома сам викарий.

— Вы инспектор из Лондона, — сказал он, подойдя к Ратлиджу. И надел очки, вглядываясь. — Да, вижу. Хотите поговорить со мной? Я собирался навестить миссис Уинслоу, чтобы поддержать ее, как смогу. Констебль тоже просил меня об этом.

— Меня зовут Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда. Не уделите мне пять минут вашего времени? Где мы можем поговорить, чтобы нам никто не мешал?

Викарий показал в направлении скамьи под раскидистой яблоней между церковью и своим домом, там было много тени, а солнце начинало припекать.

— Здесь вас устроит? Моя домохозяйка моет полы, и боюсь, ей не понравится, что мы наследим.

Ратлидж прошел первым, викарий за ним. Прежде чем сесть, он смахнул со скамьи пыль носовым платком. Оба уселись по разным концам скамьи, чтобы легче было разговаривать.

— Печальные обстоятельства возникли вдруг у нас, сказал викарий, вздохнув, — я все время об этом думаю. Четыре убийства! Никогда не было такого в Истфилде.

Ратлидж слышал жужжание пчел у себя над головой, там, где были завязи новых яблок.

— Хочу поговорить об Истфилде именно с вами. Вы здесь давно служите приходским священником?

— Почти тридцать лет. И двадцать из них без поддержки моей дорогой жены. Но ко всему привыкаешь и справляешься.

  30