116 
— Магнус. — Преподобный Фокс поворачивается к жениху, и вся церковь замирает. — Берешь ли ты эту женщину в свои законные жены, чтобы жить с ней по Божьему установлению в святом браке? Будешь ли ты любить, утешать и почитать ее и заботиться о ней в болезни и здравии и, отказавшись от всех других женщин, хранить себя только для нее одной, пока смерть не разлучит вас?
Глаза у Магнуса будто стеклянные, он пыхтит, словно готовится преодолеть марафонскую дистанцию.
— Магнус?
— О'кей, — отвечает он чуть слышно. — О'кей. Сейчас. Я могу сделать это. — Он сильно, глубоко вдыхает и громким, театральным, возносящимся к потолку голосом гордо провозглашает:
— Согласен.
Согласен?
Согласен?
Он не слушал?
— Магнус, — шепчу я, — ты должен ответить не так.
Магнус явно ничего не понимает.
— Конечно, я отвечаю «согласен».
Меня охватывает раздражение. Он не слышат ни единого слова. Я же знала, что нам надо отрепетировать клятвы.
— Отвечать надо «да»! Ты не слышал вопроса? «Берешь ли?» Берешь ли?
— А… Ясно. Прости. Тогда «да». Хотя, — он пожимает плечами, — какая разница?
— Продолжим? — суетливо вопрошает преподобный Фокс. — Поппи… Берешь ли ты этого мужчину в свои законные мужья…
Прошу прощения, но я не могу оставить все как есть.
— Извините, ваше преподобие. — Поднимаю руку. — Одна маленькая деталь. Еще раз извините. — Поворачиваюсь к собравшимся: — Нам нужно прояснить один момент… — И разъяренно спрашиваю у Магнуса: — Что значит — «какая разница»? Большая разница! Это вопрос. И ты должен ответить на него.
— Лапа, думаю, ты понимаешь все слишком уж буквально. — Пот по лицу Магнуса течет уже ручьями. — Давай дальше, а?
— Нет! Это важно! Берешь ли ты меня в жены? Это важно!
— Да брось, — бормочет Магнус. — Это всего лишь ритуал.
Во мне словно бомба взрывается.
— Это не просто ритуал! — ору я на всю церковь. — Это самый важный вопрос в жизни! И ты на него ответил неверно!
— Ради всего святого, Поппи… — шепчет Магнус. — Разве сейчас подходящее время для дискуссий?
Он что, полагает, мы обменяемся клятвами, а потом обсудим, имели мы в виду то, что сказали, или нет?
Ладно. Наверное, стоило обговорить, как произносить клятвы, до того, как мы оказались перед алтарем. Теперь я понимаю это. Если бы я только могла повернуть время вспять. Но мне это не дано. Теперь или никогда. И в свою защиту могу сказать, что Магнус знал, что представляют собой свадебные клятвы, верно? Они ведь не тайна за семью печатями!
— Да, самое время! — Поворачиваюсь к взбудораженным гостям: — Поднимите руки, кто считает, что жених должен понимать смысл своих клятв.
Стоит полная тишина. Затем, к моему удивлению, Энтони медленно поднимает руку, а вслед за ним это робко делает Ванда. Глядя на них, вскидывают руки Анна Лиза и Руби. Через полминуты над скамьями торчит лес поднятых рук. Том и Тоби подняли по две руки, как и наши тетя с дядей.
Преподобный Фокс в полном замешательстве.
— Я понимаю, что говорю, — бормочет Магнус, но столь неубедительно, что даже священник морщится.
— Точно? — поворачиваюсь к своему жениху я. — «Отказавшись от всех других женщин»? «В болезни и здравии»? «Пока смерть не разлучит»? Ты абсолютно уверен в этом, а? Или просто хочешь доказать всем, что способен жениться?
И вдруг понимаю, что именно так оно и есть.
Вот в чем дело. Все становится на свои места. Его воинственная утренняя речь. Его испарина. Даже его предложение. Ничего удивительного, что он так торопил меня. Дело не во мне и не в его любви, а в том, что он хотел доказать себе, что способен жениться. Все с самого начала сводилось только к этому. А я верила ему, потому что хотела верить.
И пусть я вот-вот разревусь, сдаваться не собираюсь.
— Магнус, — говорю я уже спокойнее, — послушай. Нет никакого смысла делать это. Не надо жениться на мне только ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Потому что ты все равно сбежишь от меня — рано или поздно. Неважно, какие у тебя намерения, но это обязательно произойдет.
— Чушь! — резко возражает он.
— Да, сбежишь. Для того чтобы жить со мной долго и счастливо, ты любишь меня недостаточно сильно.
— Именно сильно я тебя и люблю!
— Нет, Магнус, — качаю головой я, — сам знаешь, я не освещаю твою жизнь, а ты не освещаешь мою. Нашей с тобой любви не хватит на всю жизнь.
116 
